class="p1">Впереди, шагах в двадцати, загораживая дорогу, стоял человек.
Одет он был по‑европейски, словно минуту назад вышел из ателье мадам Люлли. Светлые панталоны до колен, чулки, туфли с пряжками; жакет-кардиган без лацканов… На голове — широкополый «bolivar», в руке — тросточка с набалдашником в виде разгневанной кобры. В таком виде прогуливаются по Фредериксбергскому саду, флиртуя с дамами. Куда и делся куцый халат? Секретарь химика Лю Шэня, юнец, осмелившийся поднять руку на цзиньши, очень изменился.
И не только внешне.
«Секрет Тринадцатого дракона не должен покинуть пределы Поднебесной, — понял Эрстед, дотягиваясь до саквояжа и нащупывая замок. — Тайная Канцелярия никуда не спешит и везде успевает…»
— Гутен морген, герр Алюмен!
Апофеоз
По‑немецки лжесекретарь говорил чисто, с нижне-саксонским акцентом, словно выпускник Гетингенского университета. Слово «Алюмен» он произнес слитно, совсем не так, как это делал Лю Шэнь: «А Лю Мэн».
— Доброе утро, — кивнул Эрстед. — Вы, любезный, специально приехали из Пекина, чтобы со мной поздороваться?
— Нет. Я приехал, чтобы с вами попрощаться. Прощайте, герр Алюмен. Да будет ваш бог милостив к вам. Надеюсь, в раю такой душе, как ваша, выделят превосходную лабораторию…
Улыбнувшись, лжесекретарь крутнул в пальцах тросточку. Позади телеги раздался громкий скрип. Эрстед оглянулся, чтобы увидеть, как тяжелые створки ворот затворяются сами собой. По ту сторону, снаружи, громыхнул засов. Когда датчанин вновь обернулся, секретарь исчез. Заодно испарился дедушка Ма. О бегстве возчика свидетельствовали качающиеся ветви камелии, густо разросшейся вдоль забора.
Люй остался за воротами.
На смену возчику с грузчиком явились десятка полтора добровольцев. Они выбежали из пагоды, высыпались из кустов, чуть ли не из воздуха сплелись. Могучие, быстрые, вооруженные кривыми мечами и алебардами, китайцы окружали телегу.
«Надо быть осторожнее с желаниями. Они имеют обыкновение сбываться. Не устраивала скромность отъезда? Вот, пожалуйста! Шайка дюжих молодцов — чем не почетный караул?»
Рука нырнула в саквояж. Пальцы сжали рукоять двуствольного пистолета. С таким оружием, установив на него съемный приклад, британские офицеры охотились в Индии на тигра. Два ствола — два заряда. Еще пять пуль — в «барабанщике» князя. К сожалению, второй «барабанщик» покоится в багаже. На всех не хватит. Не всякая пуля попадает в цель, не всякая пуля убивает…
Рядом вскочила Пин‑эр, встала на телеге в полный рост, балансируя на краю. Эрстед запоздало понял, что она сейчас сделает, но остановить девушку не успел. Всплеснули рукава-крылья. Сверкнули лотосы на куртке.
— Прочь! Грязные свиньи-и-и!..
Ее голос опять сорвался на визг — как вчера. И… ничего особенного не произошло. Китаянка осталась стоять, как стояла. Замерла, прислушиваясь к себе. Неужели ину-гами за сутки растворился без остатка? Так быстро? Спастись от призрака мести, чтобы умереть во дворе облезлой пагоды…
Эрстед дивился собственному хладнокровию. Сейчас их убьют, а он думает черт знает о чем! Достав пистолет, он взвел курки — и услышал резкий, злой свист. Звук сорвал пружину, удерживающую равновесие, и мир завертелся безумной каруселью.
На телеге, расшвыривая багаж, взвился смерч. Когда он опал, в левой руке Пин‑эр сжимала сломанную стрелу. За это время Волмонтович успел извлечь оружие из кобуры и выстрелить навскидку. Ближайший молодец, уронив алебарду, с воплем покатился по земле.
Остальные бежали к телеге.
Эрстед поднял пистолет, выцеливая лучника. Руку болезненно рвануло отдачей. Калибр — 0,5 дюйма, не шутка. Жаль, некогда ставить приклад… Отвечая другу, трижды грохнул пятизарядник князя, и двор заволокло пороховым дымом. Телега превратилась в грозовую тучу, и, сорвавшись с нее, прямо в дым вонзилась живая молния. Пин‑эр двигалась с чудовищной скоростью; глаз не успевал следить за дочерью наставника Вэя.
«Она контролирует ину-гами. Они — единое целое!»
Эрстед повел пистолетом, выискивая цель для второй пули. Но из дыма никто не объявлялся. Звон стали. Тупые удары. Бульканье, хрип, стоны…
Вот теперь ему стало страшно по‑настоящему.
…«Сюзанна» шла на всех парусах.
Берег таял в дымке за кормой, превращаясь в туманную полосу. Матросы сновали по вантам, распуская последние рифы. Свистел в дудку рыжебородый боцман. Ветер выдался попутный, грех не воспользоваться улыбкой фортуны. Юнга, драя палубу, вздыхал и косился в сторону рынды, ослепительно сиявшей на солнце, — когда же пробьют обед?!
В животе паренька явственно урчало.
Распугивая чаек, заглушая плеск волн, над шхуной к небесам возносился баритон Волмонтовича. Сегодня князь был в ударе. В лице английских моряков он обрел благодарную публику, развлекая команду ариями из комической «Платеи» Рамо. С бака летели взрывы хохота и бурные аплодисменты.
На полуюте, опершись на планшир фальшборта, стояли Андерс Эрстед и Вэй Пин‑эр. Голова девушки белела свежей повязкой. Казалось, Пин‑эр поседела за время схватки. Поднебесная не желала отпускать этих людей, однако пришлось.
— Я так и не смог выбраться на его похороны, — вздохнул Эрстед. — Лишь через год приехал на могилу…
Взгляд девушки был красноречивее любого вопроса.
— Я говорю о Франце Месмере. О моем учителе. Мастере… э‑э… варварского ци‑гун.
Пин‑эр кивнула, сочувствуя. Долг перед учителем свят.
— Вернулся Бонапарт… Вы не знаете, кто это. Месмер скончался в тот день, когда император высадился во Франции. Европа тряслась, предчувствуя войну. В воздухе маячил призрак Ватерлоо. Границы перекрыли. Меня призвали на службу. Вроде бы мне не в чем себя винить. И все же… Надеюсь, он понял и простил. Он был мудрым человеком.
Не сговариваясь, оба наклонились к мешку, лежавшему у их ног. Тихо подойдя, капитан «Сюзанны» с интересом наблюдал, как странная парочка извлекает дешевый ларец. Девушка открыла крышку. Внутри, огражденная со всех сторон тонкими решетками из металла, покоилась мумифицированная голова собаки.
— Никакой электрической активности, — заметил Эрстед. — Как я и предполагал. Ларец нейтрален. Капитан, не найдется ли у вас чего-нибудь тяжелого?
— Пятифунтовое ядро, сэр?
— Вполне.
Выслушав приказ, матрос через пару минут принес ядро.
— Весьма вам признателен.
Эрстед уложил ядро в мешок. Туда же Пин‑эр опустила шкатулку — и принялась тщательно завязывать узел.
— Кого хороним, сэр? — капитан еле удерживался от смеха.
— Ошибки молодости, сэр…
Почесав в затылке, капитан не стал уточнять.
Двое подняли мешок, подержали над планширом — и разжали пальцы. «Саван» без всплеска исчез в воде. Пин‑эр беззвучно шептала молитву. Эрстед перекрестился. На баке смолк баритон князя — Волмонтович всегда отличался чуткостью к смерти.
Прошлое осталось за кормой, тая в жемчужном тумане. «Сюзанна» держала курс на юго-запад, навстречу таинственному будущему. «Прощайте, герр Алюмен! — в плеске волн насмешкой, опасным намеком звучали слова лжесекретаря. — Глядишь, свидимся…»
Ох уж эти китайцы! Андерс Сандэ Эрстед улыбнулся. Значит, герр Алюмен? Не без претензий, зато со смыслом. Странное дело — прозвище ему нравилось.
«Оставлю на память», — решил он.
Над шхуной раскинулось небо — ярко-синее, бескрайнее, опасное. Вечером, если