самом деле с их стороны это больше походило на выяснение того, что вы делаете, с кем вы это делаете, кто вам это продает, откуда это берется и куда идет дальше. А Сид не был в состоянии понять, что не следует вообще касаться подобного рода вопросов. Кроме того, он охотно нес всякую чепуху, втирал этот свой наркотический бред людям, которые были более чем счастливы это напечатать, что обернулось для нас репутацией команды торчков.
Я писал свои песни не для того, чтобы все так случилось, да и Стив, когда основал эту группу, я уверен, имел в виду совсем иное. От невинных детских шалостей до придурка с мозгами, накачанными героином. И, о да, конечно, его деньги украл этот черный трансвестит, который еще и избил его в придачу. А потом Сид типа: «О-о-о, это просто ужасно».
На концертах он пытался быть «гнилее Роттена». Он соревновался со мной на сцене и старался встать передо мной, чтобы показать, что он действительно крутой и жесткий. Сид стремился подраться со зрителями, стоявшими в первых рядах, и самое печальное, я знаю почему – я чувствовал в нем боль. На самом деле он использовал это как уловку, чтобы скрыть свое собственное чувство неполноценности. Сид знал, что не тянет, что не сможет добиться успеха, понимал, что у него нет этого, и потому саморазрушение стало щитом, за который он мог спрятаться, ведь это – самый легкий выход, не так ли?
Это было ужасно – наблюдать за кончиной очень близкого друга; это разбивало сердце. Но в тот самый момент я был просто в ярости от того, что до него ничего не доходило. «Привет, дружище, ты в самом привилегированном положении в этом мире, люди, так сказать, жизнь готовы отдать, чтобы обладать твоим влиянием. И просто взять и пустить все под откос, выставить себя и всех вокруг идиотами…» Он был управляемым роботом. Вот вам важный жизненный урок, вам надо бы научиться ему быстро и сохранить его на всю оставшуюся жизнь: сами дергайте за свои собственные ниточки и не подчиняйтесь кукловодам – и не будьте кукловодами сами.
Что разбило мое сердце, так это то, что некоторые люди наблюдали за ним и на самом деле думали, что это был прикольный героиновый финал. Для меня поведение Сида – преступление против человечности. Его пример – пример саморазрушения. Как это может быть привлекательным? К тому же добавилась еще и пресса, готовая соответственно упаковать это, чтобы снизить политический накал песен. И внезапно серьезное социальное содержание отходит на второй план, а в центре внимания остаются поступки какого-то наркоши.
В разгар всего этого у меня немного улучшились отношения со Стивом. Конечно, его точка зрения была такова: «Этот Сид должен уйти». – «Нет, это ничего не решит!» С этого момента Стив и Пол начали перемещаться от одного концерта к другому на самолетах и заказывать себе номера в разных с нами отелях – просто смешно. В середине тура я мог целыми днями не разговаривать с другими участниками группы, потому что Малкольм их от меня прятал – абсолютно детские, глупые вещи, которых не ожидаешь даже от пятилетней девочки на детской площадке.
Во время саундчека в Сан-Антонио я хотел попробовать новую песню, которую я написал, «Religion», и они просто с ней не справились. Не захотели знать. Хорошо. Тогда оставим все как есть. Все это настолько глупо, что даже нет слов, когда оглядываешься назад, – корчить рожи, не обращая на меня внимания. Сид был готов повозиться с новой песней, но это было не то, чего я хотел. Он объективно не мог с ней справиться. Поэтому я отложил «Religion» и использовал ее позже, когда основал свою новую группу PiL[189]. Вероятно, было к лучшему, что в то время никто не говорил о создании нового альбома – его так и не случилось. Я очень рад, потому что это стало бы еще одним камнем преткновения – сколько можно выдержать?
Не знаю, действительно ли я хотел сделать это так, как на том саундчеке, и я, очевидно, не сделал этого, потому что и по сей день не могу вернуться к тому звуку и попытаться его повторить. Это скучно, и это было бы неправильно, и это не сработало бы. Во всяком случае, для меня. Дело вот в чем: я уверен, что выпусти мы Вторую часть, которая была бы похожа на Первую, это принесло бы деньги. Но нет, деньги тут даже ни при чем. Если я ощущаю, что это бросает вызов моему чувству творчества, творчество побеждает независимо от финансовых проблем, которые бы оно мне создало. Я буду постоянно рисковать, потому что не смотрю на это как на риск. Наоборот, я вижу в этом самый смысл и главную цель того, чем я занимаюсь. В жизни предоставляется только один шанс, я получил его с «Пистолз», и я намерен использовать его на все сто. Используйте свой шанс правильно, используйте его полностью, до самого конца. Утонуть или выплыть.
Малкольм, очевидно, хотел заставить сумасшедшего культового убийцу Чарльза Мэнсона спродюсировать наш второй альбом из тюрьмы. Я читал подобные вещи, но ни у кого не хватило бы смелости сказать мне это в лицо. Таких слухов было много, очень много. Например, что после американского турне мы едем в Бразилию, чтобы работать с Ронни Биггсом, участвовавшим в Великом ограблении поезда[190]. Это настоящее блядство, и ничто из этого никогда не будет для меня приемлемым. Просто погоня за дешевыми заголовками и дискредитация того серьезного или хорошего, что было в этом деле. За всеми подобными идеями – это бросается в глаза мне, как и любому, кто это читает, – стояла обида Малкольма. Он потерял контроль и поэтому пытался вернуть его в мире глупости, там, где у него было бы место. Мир дезертирства и бегства от реальности.
Так что к тому последнему концерту в Сан-Франциско я действительно потерял интерес. В том моем состоянии меня даже не заботила необходимость писать песни. Я чувствовал: «Вот и все, вот и полная остановка. В этой обстановке я достиг всего, чего мог». Так это и закончилось, когда я сказал: «Вы когда-нибудь чувствовали себя обманутыми?» Мы стали предателями того, с чего начинали.
Мне кажется, да кому на хрен вообще было до меня дело на том последнем концерте на Зимнем стадионе в Сан-Франциско? Еще меньше они заботились о Сиде, кроме того, что хотели использовать его позже – а Сид был в высшей степени полезен на тот момент.