Мое предложение видимо понравилось «Улыбающемуся».
— Я не возражаю против этого, — сказал он, — но меня смущает одно. Массена послал вас в качестве шпиона. Увидав костер, он, может быть, поймет что-нибудь. Может быть, это условный знак?
— Совершенно верно, — ответил я, — вы угадали мою мысль. Он догадается, да и все наши узнают, что я умер, как подобает солдату.
Лицо разбойника снова просияло гнусной улыбкой, и он ответил:
— Я решительно не могу отказать вам в вашей просьбе. В хижину к вам я пришлю козлиного мяса и вина. Теперь почти восемь часов. Через четыре часа будьте готовы окончить ваше земное странствование.
Ах, как прекрасен был мир, с которым мне приходилось так скоро расставаться! Но что же делать? Есть вещи более привлекательные, чем жизнь. Смерть для ближних, смерть ради славы, долга, чести и любви есть нечто более привлекательное, чем самая прекрасная жизнь. Но больше всего меня беспокоила мысль: узнают ли когда-нибудь французы о том, что я обрек себя на сожжение, чтобы спасти армию Клозеля?
В мою хижину заглянул де-Помбаль. Он принес мне пищу и вино. Я попросил его составить описание моей смерти и послать его во французский лагерь. Де-Помбаль ни слова мне не ответил, но я все-таки с аппетитом поужинал. Во мне жила надежда на то, что моя славная смерть станет известна Франции. Кроме де-Помбаля, в хижине находился только один человек с факелом, если не считать оставшегося здесь трупа Дюплесси.
— Полковник Жерар, — произнес де-Помбаль, — этому человеку вы можете довериться, ибо он из моей партии. Теперь у нас два исхода: полная гибель, или свобода. Середины нет. Мы вас еще можем спасти, но мне придется страшно рисковать. Поэтому мне нужно от вас получить формальное обещание. Гарантируйте нам в случае, если мне удастся вас спасти, дружественный прием во французском лагере. Будет ли наше прошлое забыто?
— Даю вам это обещание охотно и с удовольствием.
— Я вручаю себя вашей чести. А теперь, скорее, скорее! Нельзя терять ни минуты. Если сюда вернется «Улыбающийся», все мы трое погибнем мучительной смертью.
И де-Помбаль вместе с партизаном приступили к делу. Я глядел на них с изумлением. Они скрутили веревкой труп Дюплесси, а лицо его прикрыли платком, так что стало совершенно невозможно разобрать, кто это такой.
— Ложитесь сюда! — крикнул де-Помбаль, толкая меня на то место, где лежал труп, — нас дожидаются четверо единомышленников; они и положат труп на костер.
Он отворил дверь хижины и отдал какое-то приказание. Вошло несколько человек, которые подняли тело Дюплесси и вынесли его вон. Я продолжал лежать на полу. Вскоре де-Помбаль и его сторонники вернулись назад.
— Все благополучно — сказал он, — теперь вы лежите, связанный по рукам и ногам на костре, и я готов держать пари, что никто не догадается об обмане. Вас так здорово увязали, что никому и в голову не придет требовать, чтобы вы двигались или кричали. Теперь нам остается вынести вас, т.-е. вернее говоря, труп Дюплесси, и бросить его в Меродальскую пропасть.
Когда меня вынесли на свежий воздух, я увидел над Meродальской вершиной при серебряном свете полного месяца лежавшую на костре связанную человеческую фигуру. Разбойники сидели в хижинах или бродили около костра.
Де-Помбаль, шедший впереди, направлялся прямо к пропасти. Когда мы исчезли за горами, меня развязали и я двинулся дальше уже на собственных ногах. Мы спускались вниз по узкой извилистой тропинке. Вдруг из лесу снизу донесся ужасающий вопль. Де-Помбаль вздрогнул, как испуганная лошадь.
— Это он, диавол, зверствует! — прошептал он, — Мануэлло истязает другого так же, как и меня мучил. Но вперед! скорей вперед, друзья!
Мы двинулись гуськом вниз по почти отвесной тропинке. Спустившись с утеса, мы очутились в лесу. В это мгновение наверху вспыхнуло огненное зерево. Темные тени деревьев задвигались и затанцовали. Разбойники подожгли костер. Я совершенно ясно различал неподвижное тело, об'ятое пламенем. Черные фигуры партизан, завывая словно людоеды, кричали вокруг костра.
Мы долго шли но запутанным тропинкам и только часа в два утра остановились, чтобы отдохнуть немного на обнаженном горном склоне. Я оглянулся назад. Громадный костер на вершине Меродаля потухал, разбрасывая, словно вулкан, снопы красного пламени. Долго я смотрел на этот костер, а потом оглянулся в другую сторону и чуть не закричал от радости. Далеко, на юге, на самом горизонте, замелькал и заискрился какой-то желтый свет. Он все время усиливался, превращаясь в громадное пламя. Это загорелся ответный костер на Монт-Оссе. Меродальский костер был замечен Клозелем.
Этьен Жерар сделал свое дело и передал армии Клозеля то, что ему было приказано передать.
X. ЖЕРАР ПРИНИМАЕТ УЧАСТИЕ В ОДНОЙ СЕМЕЙНОЙ ИСТОРИИ
Должен вам сказать, что спорт дает нам такие острые ощущения, какие не может дать даже война. На войне вам приходится делить лавры с вашим полком и армией, а в спорте вы побеждаете и наслаждаетесь вашей победой один — в этом главная прелесть спорта. Англичане в этом отношении имеют перед нами преимущество. В этом я убедился в бытность мою в Англии. Спорт там захватывает всех и каждого. Лошадиные скачки, петушиные бои, травля крыс собаками особой породы, драка на палках, — все это такие зрелища, ради которых англичане готовы