со мной поступил «Улыбающийся»! Он поступил так с храбрейшим офицером всей Португалии. Но я отомщу Мануэлло, и он пожалеет о своем самоуправстве.
Увидав эту изуродованную спину, я перестал сомневаться в правдивости его слов.
— Десять человек поклялись меня поддерживать, — продолжал де-Помбаль. — Через несколько дней я рассчитываю присоединиться к вашей армии, но сперва мне надо покончить свои дела здесь! А пока…
Вдруг в его лице произошла странная перемена, он схватил мушкет и, направив его в меня, закричал:
— Руки вверх, французская собака! Живее или я пристрелю тебя на месте.
Вы вздрогнули, друзья мои! Но представьте себе, что испытал я при этой внезапной перемене в моем собеседнике. Я тоже вздрогнул. На меня было направлено темное дуло мушкета. Что же мне оставалось делать? Я находился в беспомощном положении и послушался его — поднял руки вверх.
В этот момент вокруг нас послышались голоса. Много людей, перекликаясь, бежали по направлению к нам. Еще момент, и из-за кустов выскочили отвратительные разбойники… И снова я, несчастный, бедный, доведенный до отчаяния человек очутился в плену.
Хороню еще, что у меня тогда не было под руками пистолета, а то я пустил бы пулю себе в лоб. Да, друзья мои, будь у меня тогда оружие, я не рассказывал бы вам о делах минувших дней.
Партизаны повели меня по лесной дороге. Предатель Помбаль шел впереди и указывал путь. Разбойники понесли с собой и труп Дюплесси.
Когда мы вышли из леса и поднялись на горы, стало уже вечереть. Наконец, мы добрались до главной квартиры партизанского отряда, которая находилась как-раз в том месте, где был костер, обошедшийся мне так дорого. Это была громадная квадратная куча дров, и возвышалась она прямо над нами. Я был связан по рукам и ногам, меня втолкнули в одну из хижин и заперли. Вместе со мной в хижину бросили и тело моего бедного товарища Дюплесси.
Я лежал на полу и все время думал об одном: как бы мне освободиться от этого плена и в урочный час зажечь мой костер? В эту минуту в комнату вошел человек, один вид которого привел меня в бешенство. Не будь мои руки связаны, я бы задушил его, как котенка.
Передо мной стоял не кто иной, как Помбаль. Вместе с ним вошли двое разбойников, но он велел им удалиться и затворил за ними дверь.
— Вы подлец! — воскликнул я.
— Тише! — прошептал он. — Нас могут подслушать, а я, ведь, рискую жизнью. Вы ничего не понимаете. В то время как я с вами беседовал в лесу, я заметил, что нас окружают. Промедли я еще одну минуту, и мне пришлось бы разделить вашу участь. Для того, чтобы обеспечить за собой доверие отряда, я принужден был взять вас в плен сам. Рассудите хорошенько и вы увидите, что мне иного ничего и делать не оставалось. Не знаю, удастся ли мне вас спасти теперь, но я сделаю все от меня зависящее для вашего блага.
Как видите, Помбаль удовлетворительно об'яснил мне образ своих действий, но я был слишком потрясен, чтобы довериться ему. А он продолжал:
— Вы сейчас увидитесь с начальником. Говорите с ним вежливо, или он вас велит положить между двумя досками и распилить пополам. Главное — не противоречьте ему и отвечайте на все его вопросы. Это — единственное спасение. Нам нужно выиграть время, а там, может-быть обстоятельства сложатся в вашу пользу. Пора, однако, прекратить разговор! Пойдемте поскорее, а то могут возникнуть подозрения.
Он помог мне встать, а затем, отворив дверь, грубо вытащил меня из хижины. Там нас ждали два португальца. Грубо толкая и понукая меня, Помбаль и его помощники привели меня к месту, где заседал начальник партизан, окруженный своими гнусными сообщниками.
Удивительный человек был этот Мануэлло, прозванный «Улыбающимся». Толстый, жирный, краснощекий, совершенно плешивый, он по внешнему виду походил на добродушного отца семейства.
Я взглянул на честное, улыбающееся лицо Мануэлло и прямо глазам своим не мог поверить. Неужели это — самый гнусный негодяй, зверские деяния которого навели ужас на французскую и английскую армии? Недаром британский офицер Трент впоследствии распорядился с «Улыбающимся» как следует, повесив его на первом попавшемся дереве.
Увидав меня, «Улыбающийся» расцвел, точно старого приятеля встретил. Рядом с ним стоял разбойник, в руках которого я увидал пилу.
— Добрый вечер, полковник Жерар! — произнес вождь партизан, — штаб генерала Массены оказывает нам величайшую честь. Сперва нам сделал визит майор Кортекс, вслед за ним полковник Дюплесси, а теперь мы с удовольствием видим перед собой полковника Жерара. Весьма вероятно, что и сам маршал почтит нас своим посещением. Дюплесси вы, если не ошибаюсь, уже видели. Если хотите увидеть Кортекса, посмотрите вон на то дерево. Он прибит к нему гвоздями. Теперь нам остается решить только одно — как распорядиться с вами?
Невеселое впечатление произвела на меня эта речь. А Мануэлло попрежнему - ласково преласково улыбался. Он говорил, любезно усмехаясь, точно хотел очаровать меня своим деликатным обхождением.
Но вот выражение его лица изменилось. Он наклонился вперед, и глядя на меня в упор, серьезно и просто произнес:
— Полковник Жерар, я не могу обещать оставить вас в живых. Это не в наших обычаях, но я могу подвергнуть вас мучительной или сравнительно безболезненной смерти. Какую смерть вы предпочитаете?
— Чего вы от меня