Венгрии вырастало из того факта, что она оказалась в самом центре клубка запутанных территориальных споров, существовавших в регионе, от способа решения которых в значительной мере зависела внешнеполитическая ориентация соседних государств. Предвоенные отношения с Югославией были очень недолгими, но яркими, и оставили след в истории второй мировой войны.
Дальние балканские страны – Албания и Греция, занимали весьма скромное место в тогдашних внешнеполитических расчетах Кремля, и потому история отношений с ними здесь не рассматривается.
Балканский пазл
Чтобы сложить балканский политический пазл, т. е. определить место отдельных действий и намерений государств региона и великих держав в сложившейся там системе международных отношений, целесообразно нарисовать хотя бы схематическую их картину.
Из пяти стран три – Румыния, Югославия и Турция, грубо говоря, были вполне довольны существующим положением вещей. (В тогдашней терминологии их так и называли – «страны статус кво»). Турция – потому что, проиграв мировую войну в коалиции с Германией и Австро-Венгрией и потеряв империю, как национальное государство сумела отстоять устраивавшие ее границы. Подписанная в 1936 г. в г. Монтрё (Швейцария) Конвенция о режиме судоходства в черноморских проливах Босфор и Дарданеллы способствовала значительному росту международного влияния и престижа страны. Соглашение наделяло ее правом контроля за соблюдением установленного конвенцией режима судоходства, а также правом принятия решений, – в предусмотренных ею рамках и сообразуясь с международной обстановкой и положением самой Турции, – об ограничении или закрытии прохода через проливы иностранных судов и грузов. Румыния, оказавшаяся в числе победителей, стала главным на Балканах бенефициаром Версальской системы, поживившись за счет всех своих соседей, отхватив даже от союзной ей России Бессарабию. Возникшее после войны новое югославское государство было создано в значительной мере на территориях, ранее принадлежавших Венгрии, пребывавшей до войны в составе единой Австро-Венгерской империи, и Болгарии.
Стремление законсервировать эту ситуацию предопределяло проверсальскую англо – французскую внешнеполитическую ориентацию Анкары, Белграда и Бухареста. Поэтому активизация деятельности в регионе дестабилизирующего советско-германского фактора не могло не насторожить их. Турция опасалась быть втянутой в ненужные ей геополитические игры вокруг Проливов. У Румынии появился повод для беспокойства о судьбах Бессарабии, Южной Добруджи и Северной Трансильвании, которыми она приросла за счет России, Болгарии и Венгрии соответственно. Югославия испытывала на себе растущее давление со стороны Италии и Германии (последней в особенности после аншлюса Австрии) и опасалась болгаро-венгерского реваншизма. Для подчинения Анкары, Белграда и Бухареста советско-германскому диктату не хватало, однако, важнейшего условия – отсутствовала ситуация их геополитической изоляции, аналогичная той, в которой оказались Финляндия и страны Балтии. Тылы Турции, Югославии и Румынии прикрывались мощью военно – морских и военно воздушных флотов западной коалиции и были доступны для высадки экспедиционных сил. И все же приближение к их границам советско-германского силового блока не могло не отразиться на внешней политике этих стран.
Что до Болгарии и Венгрии, то они считали себя ограбленными в силу Нёйиского и Трианонского мирных договоров 1919 и 1920 гг., по которым соседи отщипнули от них изрядные территории, и потому мечтали избавиться от этого наследия Версаля. Следовательно, они не могли не приветствовать происходившие в Европе перемены и ждать их проекции на регион, за что были названы «ревизионистские страны». При этом обе группы стран – и ревизионисты, и сторонники статус кво, единственно доступный им способ смоделировать ситуацию в регионе под собственные интересы усматривали в непрестанном лавировании между своими балканскими соседями и игре на противоречиях интересов великих держав.
Цели, которые преследовала региональная политика СССР и обеих противоборствующих европейских группировок, вкратце были следующими.
На первом этапе, с августа 1939 г. до середины лета 1940 г., главной заботой Советского Союза было обеспечение безопасности своего мягкого кавказско – черноморского подбрюшья,[122] а также создание благоприятных военно-политических условий для решения бессарабского вопроса с Румынией. Это, по мнению Кремля, достигалось запиранием для нечерноморских держав двух входов в Черное море – проливов Босфор и Дарданеллы и устья Дуная. Значение Босфорских ворот, через которые могли пройти два самых мощных флота в мире – английский и французский, конечно, намного превосходило значение Дунайской калитки, пригодной для пропуска только небольших кораблей речной флотилии. Тем более что на протяжении «медового года» советско – германских отношений выход из «немецкой реки Дунай» в Черное море вообще не рассматривался как повод для беспокойства.
Первоначально в Москве надеялись решить вопрос Проливов с наскока, договорившись обо всем с Турцией; когда же это не удалось, к заветной цели пришлось пойти длинным дипломатическим путем, который пролегал через Венгрию, Румынию и Болгарию. На этом этапе Москва имела в балканских делах практически полную свободу рук и прочно удерживала инициативу, на которую Берлин и не претендовал, будучи занят перевариванием польской добычи, а затем событиями на Западном фронте.
Неожиданно быстрый разгром англо-французской коалиции застал Москву врасплох, и она кинулась в омут балканской политики, спеша заполнить вакуум силы и поставить Берлин перед ситуацией fait accompli, т. е. свершившихся фактов. Выяснилось, однако, что, действуя в парадигме пакта-39, ничего свершить она не может, не заручившись согласием все тех же немцев. Получить такую поддержку Москве удалось только раз – в вопросе о Бессарабии. Все дальнейшие попытки реализовать свои цели, проводя ли инициативную политику или пытаясь опереться на Берлин, заканчивались ожидаемым провалом. Данный этап длился с сентября 1940 г. по март 1941 г.
На заключительном этапе (март-июнь 1941 г.) к Кремлю приходит осознание бесперспективности дальнейшего соперничества с Берлином за преобладание в регионе. Политико-дипломатическое наступление Москвы окончательно выдохлось и вошло в русло мелкой текущей работы. Последняя попытка вернуться в активную балканскую политику предпринимается в апреле, когда Кремль наперекор Берлину заключает договор о дружбе и ненападении с Югославией. Что из этого получилось, будет сказано ниже.
Главный военно – политический интерес Германии первое время, до начала войны на Средиземноморье, состоял в разрушении созданных союзниками в целях ее сдерживания блоков Малая Антанта (Румыния, Чехословакия и Югославия) и Балканская Антанта (Греция, Турция, Югославия и Румыния). В равной мере к стратегическим задачам Германии на Балканах можно отнести обеспечение гарантированного доступа к румынской нефти и ее безопасной транспортировки,[123] без чего экономике грозил коллапс, а моторизованный Вермахт и Люфтваффе сразу же становились обездвиженными калеками. Из этого интереса вырастала поддержка Берлином советских планов закрытия Проливов для прохода английского и французского флотов, поскольку Румынии, лишившейся опоры на военно-морскую мощь союзников, было бы трудно противостоять германскому экономическому и политическому диктату.
После победоносного завершения военной кампании на Западном фронте нерастраченный заряд экспансионистской энергии толкает Германию на юго-восток, в направлении Балканского полуострова. Задачи: обеспечение бесперебойных поставок стратегически