сплотить вокруг этого лозунга финский народ. Вечером того же дня Сейм Финляндии принял решение считать страну находящейся в состоянии войны с СССР. Выступая на следующий день по радио с объявлением войны, президент Р. Рюти мотивировал это решение таким образом: «… Сейчас, когда Советский Союз в связи с войной между Германией и СССР распространил свои военные действия на территорию Финляндии, нападая на мирных жителей, наш долг защищаться, и мы сделаем это решительно и единодушно, всеми имеющимися в нашем распоряжении моральными и военными средствами». «Война – продолжение», как ее называют в Финляндии, началась.
Следует сказать несколько слов в отношении статуса Финляндии в советско – германской войне и т. н. «войне – продолжения». Сама Финляндия в первом случае считала себя нейтральным государством, а во втором – жертвой нападения. Разумеется, в строгих понятиях Гаагских конвенций нейтральный статус страны был фикцией, т. к. на ее территории, включая территориальные воды, и по соглашению с ее правительством одновременно присутствовали вооруженные силы обеих находившихся в состоянии войны держав.
В такой ситуации под «нейтралитетом» остается понимать неучастие страны в их военных планах и мероприятиях. Это условие Финляндия не выполнила, и выполнить не могла, приняв решение о вооруженном способе урегулирования своих территориально – политических проблем с СССР. Несмотря на успешные в ряде конкретных случаев усилия финнов дистанцироваться от военных целей Германии, например, в отношении захвата и тем более разрушения Ленинграда, стратегическое партнерство в смысле общей координации планов и взаимного использования возможностей, создаваемых действиями войск «брата по оружию», было объективно неизбежным. Имелись многочисленные примеры сотрудничества двух армий и на более низком практическом уровне. Окончательно скомпрометировали даже этот ущербный «нейтралитет» переход финскими войсками границы 1939 г. и оккупация ряда собственно советских территорий, какими бы соображениями эти действия ни оправдывались. Поэтому в рамках Второй Мировой войны будет правомерно считать Финляндию союзницей Германии.
Что касается «войны – продолжения», то неразумное решение советского командования об авианалетах на Финляндию и, в особенности, о бомбардировке гражданских объектов, действительно, дало ее руководству возможность выставить свою страну жертвой неспровоцированной агрессии со стороны СССР, тем более предпринятой без предупреждения и объяснения причин. Это давало некоторые основания рассматривать действия финской армии, начиная с момента объявления войны СССР и до выхода на границу 1939 г., как ответ на неспровоцированную агрессию, в результате которого Финляндия возвратила незаконно отнятые у нее в 1940 г. территории. США и Великобритания, уже фактически являвшиеся военными союзниками СССР, признали эти действия Хельсинки правомерными. И если бы финская армия остановилась на границе 1939 г., то после окончания второй мировой войны она вполне могла там и остаться, обнуляя тем самым все советские завоевания в войнах с Финляндией 1939–1944 гг. и обессмысливая все жертвы, на которые обрекли страну и народ Сталин и Молотов.
Спустя месяц с небольшим кремлевский вождь спохватился и через американского президента Ф. Д. Рузвельта передал – таки финнам предложение о мире. Это предложение было облечено в форму письма президенту от 4 августа 1941 г., в котором говорилось: «СССР придает большое значение вопросу о нейтрализации Финляндии и отходу ее от Германии […] Советское Правительство могло бы пойти на некоторые территориальные уступки Финляндии с тем, чтобы замирить последнюю и заключить с ней новый мирный договор» [97, c. 3]. Предложение явно запоздало: через двадцать пять дней финская армия сама вернула утерянные по договору 1940 г. земли.
Единственным средством вывести Финляндию из войны стало бы своевременное предложение о возвращении к статус кво, существовавшему на 30 ноября 1939 г., (по возможности включая достигнутые на Московских переговорах 1939 г. договоренности). Поскольку именно это официально провозглашалось целью финляндского участия в войне, ее продолжение в глазах финского общества в таком случае теряло смысл, что с высокой степенью вероятности могло конвертироваться сначала в перемирие, а затем и подписание нового мирного договора с СССР. За это высказывалась значительная часть политической Финляндии, и даже в войсках было распространено нежелание переходить границу 1939 г. Советское предложение о пересмотре тяжелых и унизительных условий мирного договора марта 1940 г. оказало бы этим силам существенную поддержку.
Такая инициатива была бы с одобрением встречена правительствами Великобритании и США, чье мнение имело в глазах Хельсинки очень большой вес, а также Швеции. Германия же, располагавшая в Финляндии крайне незначительными силами, к тому же находившимися на крайнем севере страны, не могла угрозами заставить финнов воевать. Даже в случае отклонения финляндским правительством этой инициативы Советскому Союзу был гарантирован крупнейший выигрыш с моральной и политической точек зрения.
Однако сделать такой шаг означало для Сталина признать «победу», одержанную зимой 1939–1940 гг. во имя якобы безопасности Ленинграда, иллюзорной, а принесенные на ее алтарь жертвы – напрасными. На это вождя не хватило, и еще три года народ расплачивался за его политическую трусость. Заведя страну в стратегический тупик, Сталин и Молотов не сумели найти из него выход. Вся их деятельность на финляндском направлении стала грандиозным фиаско политического, военного и дипломатического планирования.
* * *
Оглядываясь еще раз на историю советско-финляндских отношений 1939–1941 гг., трудно не согласиться с выводом, сделанным маршалом Маннергеймом: «… Сильный редко обладает чувством меры и талантом видеть далекую перспективу. Эти свойства отсутствовали у руководителей Советского Союза. Их снова подвели высокомерие и [отсутствие] чувства меры; в течение столетий «en Russie quand on n’atteint pas le but, on le depasse toujours». («… в России, когда не удается достичь поставленной цели, обычно заходят еще дальше».) [39, c. 339].
Глава 6. Балканы
Если в августе 1939 г. балканские страны, за исключением территории Бессарабии, не стали напрямую объектами советско-германских договоренностей, то отнюдь не по причине недостатка интереса к ним со стороны Берлина и Москвы. Впрочем, как отмечалось выше, ради успеха своей Большой игры со Сталиным, Гитлер был готов "подарить" тому регион "вплоть до Константинополя", заодно смертельно рассорив СССР с Турцией и стоявшей за ней Великобританией. В Кремле, к счастью, не могли себе такого и представить, и потому поскромничали на августовских переговорах с Риббентропом, а затем почти два года пытались пробить путь к вожделенному Царьграду.
Интерес Советского Союза к Балканам понятен. С Турцией и Румынией он делил общую границу, а Венгрия была близкой соседкой.[120] Турция, кроме того, являлась фактическим комендантом черноморских проливов, с которыми в Москве связывали большие вопросы внешней и внутренней безопасности. В отношениях с Бухарестом превалировала проблема Бессарабии, отторгнутой Румынией от территории бывшей Российской империи в 1918 г.[121] Болгария, благодаря своему срединному положению, рассматривалась в Кремле как ключ ко всему региону. Значение