должны были ухватиться за появившуюся возможность выбраться из затруднительного положения задешево и без потери лица. Однако 20 марта появилось Заявление ТАСС, в котором говорилось, что «подобный союз был бы направлен против СССР и находился бы в прямом противоречии с Мирным Договором, заключенным СССР и Финляндией 12 марта с. г.» [21, c, 163]. Мало того, следом Молотов «вызвал на ковер» посланников Швеции и Норвегии и в угрожающем тоне посоветовал забыть про идею союза, повторив затем это требование в своем выступлении на сессии Верховного Совета СССР 29 марта.
«Сопротивление Советского Союза созданию такого оборонительного альянса было ошибкой, – резонно утверждал маршал Маннергейм. – Как показало дальнейшее развитие событий, отказ от него пошел на пользу только Гитлеру, нападение которого на Скандинавию не встретило совместного сопротивления Швеции и Норвегии. […] Оборонительный союз автоматически привел бы нас на сторону противников Германии […] Разрушив планы создания оборонительного союза, СССР фактически содействовал тому, что немцы захватили плацдарм на норвежском побережье Северного Ледовитого океана. Оттуда они стали угрожать Мурманску…» [39, с. 348–349]. Стоит добавить, что позже норвежский плацдарм позволил Германии топить союзные конвои с ленд-лизовской помощью для СССР. Недоумевал и Паасикиви: «Резко отрицательную позицию Кремля мне было, как и многим другим, трудно понять. Я не мог не считать это ничем иным, как ошибкой. Оборонный союз Финляндии и Швеции не стал бы ни в малейшей степени угрозой Советской России. Напротив, он явился бы в значительной мере прямо-таки укреплением мирной обстановки с этой стороны на границе Советского Союза» [цит. по: 92, с. 28]. Такого же мнения придерживался последовательный сторонник добрососедских отношений с СССР, председатель комиссии Сейма по иностранным делам В. Войонмаа: «[Я] всегда выражал всем советским представителям свое недоумение по поводу неодобрительного отношения Советского Союза к сотрудничеству Финляндии и Швеции в интересах обеспечения их нейтралитета, хотя для всех должно быть аксиомой, что уж кто-кто, а Швеция стоит за мирные добрососедские отношения Финляндии с Россией, и что Финляндия, став партнером Швеции, не соскользнет на юг (т. е. в объятия Германии. – Авт.)» [61, c. 17]. С финскими политиками был солидарен резидент советской разведки в Хельсинки Е. Синицын: «Большую ошибку совершило руководство Советского Союза, когда в декабре 1940 года[113] не поддержало (статья мирного договора с Финляндией позволяла это сделать) вступление Финляндии в союз со Швецией и Норвегией в целях обеспечения их нейтралитета на случай попыток нарушить его со стороны немцев. Такой союз со Швецией, которая, как известно, всегда стояла за добрососедские отношения Финляндии с Советским Союзом, мог бы стать гарантом того, что Финляндия не присоединится к Германии в ее войне против СССР. Кто был в этом случае советником Сталина – Вышинский? Громыко? Молотов? Отказать Финляндии во вступлении ее в такой союз? Того советника следовало бы высечь розгами, думал я» [124, c. 103].
Говоря об ошибке, маршал, будущий президент и др. рассуждали в логике нормальных государственных деятелей, поставленных перед задачей обеспечить военную безопасность страны. Кремлевские «стратеги» действовали в ином логическом измерении. Задавшись ложной – с точки зрения национальных интересов – целью подчинения Финляндии «ползучим» ли путем, или в результате повторного нападение на нее, они всячески стремилась добиться ее полнейшей международной изоляции. Весь год после окончания финской кампании кремлевские лидеры, угрожая войной, удерживали Хельсинки от вступления в скандинавский союз, преступно запрограммировав, тем самым, советско-финскую войну 1941–1944 гг. и блокаду Ленинграда с их неисчислимыми жертвами. Отмели они и предпринятую в марте 1941 г. британским послом в СССР С. Криппсом попытку убедить их согласиться на идею союза [91, с. 491].
Когда же в апреле 1941 г. на советско-германской границе слишком сильно «запахло жареным», и провал попыток подчинить Финляндию стал очевиден, в Кремле, по некоторым данным, вспомнили об идее шведско – финляндского оборонительного союза.[114] Однако было уже слишком поздно: Хельсинки он более не интересовал ввиду далеко зашедшей подготовки войны реванша, скоординированной с германским нападением на СССР.
Можно было сделать еще один шаг навстречу Хельсинки – поддержать его стремление добиться от Лиги наций пересмотра демилитаризованного статуса Аландских островов. Подобное предложение СССР сам уже несколько раз делал Финляндии на переговорах 1938–1939 гг., т. е. ничего «антисоветского» в этих планах не усматривал даже всегда и всех подозревавший вождь. Напротив, исходя из того, что скандинавский союз – объективно – становился передовым рубежом обороны СССР от любой возможной агрессии с запада, ремилитаризация Аландов, которые защищали побережье Швеции и Финляндии в Ботническом заливе, была в интересах самого Советского Союза.
В действительности события приняли совершенно иной оборот. Советское руководство взяло в отношении Финляндии воистину поразительный по своей бессмысленности и контрпродуктивности курс постоянной демонстрации враждебности.[115] Всего через неделю после подписания мирного договора СССР нарушил установленную новую границу между двумя странами и занял войсками пограничный поселок Энсо (ныне Светогорск) с целью завладеть крупнейшим целлюлозно-бумажным комбинатом, чьи производственные мощности по целлюлозе равнялись половине таковых в Советском Союзе. Тогда же в марте СССР совместно с Германией торпедировал план создания скандинавского оборонительного союза, о чем говорилось выше. Спустя 17 дней после подписания мирного договора с трибуны Верховного Совета СССР прозвучала недвусмысленная угроза лишить Финляндию государственной самостоятельности, облеченная в форму закона о создании Карело-Финской ССР, во главе которой поставили все того же Куусинена. В мае нарком обороны Ворошилов приказывает сформировать к 10 июля особую карело – финскую стрелковую дивизию численностью 9000 человек – явно для участия в предстоявших в Финляндии событиях. В начале июля Молотов, по существу, открыто заявил об этих планах, потребовав от финнов отказаться от строительства на Карельском перешейке нового оборонительного рубежа взамен утраченной «линии Маннергейма». В начале июня он противоправно потребовал от Хельсинки «возвращения» всего имущества, движимого и недвижимого, государственного и частного, эвакуированного финнами с территорий, отошедших к СССР по мирному договору. 14 июня самолеты советских ВВС умышленно сбили рейсовый пассажирский самолет финской авиакомпании «Аэроб», за что даже не были принесены извинения. 23 июня советское правительство потребовало передать СССР концессию на никелево-молибденовые рудники Петсамо. 27 июня СССР выступил против ремилитаризации Аландских островов, соглашаясь на нее только в случае своего участия. 2 июля СССР потребовал предоставить ему право транзита войск и военных грузов по территории Финляндии до Ханко. Также от Хельсинки потребовали прокладки железной дороги между финскими городами Кемиярви и Салла. Дорога насквозь разрезала Финляндию на две части – северную и южную, и в случае войны могла быть использована для быстрой переброски советских войск и удобства их снабжения.[116] В июле – августе промосковские