решетками места или каплицы и разные приделы с особыми алтарями; а главный алтарь стоял гам, где прежде горел неугасаемый огонь Перкуна. Украшения Храма не отличались изяществом; но повсюду блестели отлитые из дорогих металлов канделябры и разные стоячие или висячие светильники. Полумрак, господствовавший в храме, и однообразный напев псалмов навевали меланхолическое настроение. Вдруг в приделе Иоанна Крестителя показалось яркое освящение от зажженных на алтаре свечей, и около него столпился народ, дотоле почти незаметный в огромном здании. Здесь священник начал служить вечерню; голос его вскоре сменил певческий хор, а последнего потом заглушила музыка, загремевшая на верхней галерее. Трубы, гобои, бубны, огромные котлы издавали могучие звуки; они стихли постепенно и нежно, когда послышалось мужественное пение «Gloria Patii et Filio». Очевидно, такое богослужение было рассчитано на то, чтобы производить сильное впечатление на недавних язычников, и действительно, при первых звуках этого пения, народ падал на землю. А когда запели «Magnificat», раздался звон колоколов, висящих в передних окнах собора.
Кибург описывает потом ночное пиршество, устроенное в честь послов наместником Монивидом в его летнем местопребывании, в предместьи Лукишках. Пир сопровождался музыкой и пением и происходил в просторной комнате, освященной восковыми свечами, за большим овальным столом. Кибург обратил внимание на то, что тут не было определенных мест по чинам, а каждый сел, где хотел, и отсюда вывел заключение, будто бы у Литовцев все равны.
По словам Кибурга, как в самом городе, так и в предместьях его были прежде рассеяны языческие капища, иногда каменные, посвященные различным божествам; а теперь на их местах большею частью воздвигнуты христианские храмы. Между прочим в предместье Антокольском находились заповедная роща, посвященная всем богам, и деревянное капище. За этим предместьем начинался большой лес, в котором разбросаны были зверинцы виленских бояр и их охотничьи дома, окруженные тыном.
Так как день Иоанна Крестителя совпадал с народным праздником Купала, общим у Русских и Литвинов, то послы вечером, в сопровождении своего пристава Оттокара, ездили за город в соседние рощи и долины, где происходило это народное празднество. Тут они увидели множество шалашей, наметов и разведенных огней; стон стоял от говора и песен толпившегося простонародья; молодежь предавалась пляскам, пожилые люди бражничали. В особой и весьма живописной долине горел огромный костер, вокруг которого ходили или сидели на траве, покрытой коврами, люди высших сословий, мужчины отдельно от женщин. Некоторые закусывали подле низких столов; другие слушали пение старцев; слуги светили восковыми факелами. На двух дальних пригорках поочередно играла музыка, а кругом на холмах пылали смоляные бочки и смолистые деревья.
Кибург весьма хвалил положение города; он очень хорошо укреплен, и соседние возвышенности, ущелья, овраги и леса представляли все удобства для обороны от неприятеля; в лесах легко укрывались жители предместий в случае нападения. Немец подтверждает, что не сон о железном волке подал Гедимину мысль основать здесь свою столицу, а выгоды местоположения и существовавшие здесь поселения с святилищем Перкуна. Эти поселения он превратил в город; причем Русинам назначил известную его часть, Немцев и Поляков также поместил отдельно от Литовцев. Все население города простиралось теперь до 25 000 человек, а гарнизон его до 6000. В своих замечаниях о двух народностях края, т. е. Литвинах и Русских, Кибург благосклоннее относится к первым, а ко вторым показывает нерасположение; тут отразились, конечно, его собственные антипатии к православию и рассказы епископа Андрея Басило, от которого он, по-видимому, главным образом заимствовал свои этнографические сведения. Так, Литовцев он описывает народом высокого роста, темноволосым, честным и весьма способным к военному делу; а Русины, по его словам, менее ростом, рыжеволосы и вообще несимпатичны. Русские женщины некрасивы и притом еще портят себя безобразными головными уборами; а Литвинки и сами красивы, и головы убирают со вкусом; деревенские же девушки ходят простоволосые, имея искусно причесанные, хорошие волосы. Но зато Литвинки отличаются более свободными нравами, а Русинки содержатся в строгости; Литвины ленивы и очень привержены к крепким напиткам, потому менее зажиточны, чем Русины. При дворах Литовских князей и в их дипломатии употреблялся язык Русский, и письменность в их канцеляриях была исключительно Русская. Чтению и письму молодые люди обыкновенно учились в русских монастырских школах. Многие ученые Русины во времена Татарского ига с восточной стороны Днепра ушли в Литву и принесли сюда свои познания. Об этом господстве русской письменности и русской образованности в Литве епископ Андрей сообщил Кибургу с великим сожалением. Вслед за епископом и Кибург выражает сожаление о том, что, обращая Литовцев в католическую веру, оставляют в покое Русинов, которых вера, по его словам, «есть не что иное, как ересь и манихейство». Из этих рассуждений ревностных католиков, уже в конце XIV века можно было предвидеть будущие гонения на Русскую церковь в Польско-Литовском государстве.
Витовта орденский посол изображает весьма деятельным и умным государем. Он в короткое время своего единодержавия успел уже восстановить полный порядок, нарушенный предыдущими смутами и междоусобиями, и пополнить опустевшую великокняжескую казну. Он сам объезжает провинции, надзирает за хозяйством коренных имений, посещает вассальных князей и таким образом собирает большие доходы. Когда же не ездит по волостям, то живет или в Новых Троках, где имеет великолепный каменный замок на острове озера, или в Старых Троках в деревянном дворце. В Вильне Витовт бывает редким гостем, и тогда поселяется в прекрасном, но небольшом, деревянном доме на берегу Вилии. За недостатком помещения двор его располагается здесь военным лагерем. Он не любит ни охоты, ни шумных пиров; очень умерен в пище и питье, в обращении весьма сдержан и даже холоден, мало смеется, всякое известие хорошее или дурное выслушивает с лицом бесстрастным; но для своего народа очень доступен. Великая княгиня Анна часто сопровождает мужа в его поездках по краю и вообще имеет на него большое влияние.
Когда Витовт прибыл в Вильну, то он принял орденское посольство при весьма торжественной обстановке с обычными придворными церемониями. У входа во дворец оно нашло богато одетых слуг и толпу комнатных дворян. Двери аудиенц-залы охраняли восемь огромных стражников с большими усами и бритыми подбородками, с бердышами из серебра и полированной стали, в высоких черных меховых шапках, обвитых спирально золотыми цепями, которых кисти падали на плечи; на подбородке эти шапки застегивались золотистой чешуей. Великий князь сидел на троне, т. е. на богато украшенных креслах; по сторонам его стояли по два пажа в белых одеждах; далее на стульях помещались его вельможи и секретари. Эта публичная аудиенция ограничилась взаимными поклонами и вручением письма от великого магистра