Она молча прошла с гордо поднятой головой, хотя я видел, как она трясется от страха. Бледная, худая, изможденная. Я даже в тот момент подумал, что все человеческое ей не чуждо и она тоже переживает из-за смерти своей дочери, которую даже в руках не держала. Но промолчал. А вот она не выдержала:
— Даже ничего мне не скажешь?
Я просто пожал плечами.
— Даже по стенке не размажешь?
Я отвернулся и посмотрел в окно. Хотел, чтобы она ушла.
— Странный ты, Торопов! Я думала, ты меня убьешь, когда придут результаты анализов.
Я не понимал, о чем она говорит, поэтому резко повернулся и уставился на свою жену немигающим взглядом:
— Каких анализов?
Инна вопросительно приподняла бровь:
— В смысле каких? Ты ничего не сдавал?
— Ты о чем сейчас?
Инна неверяще смотрела на меня несколько минут, а потом рассмеялась. Противно и как-то обреченно:
— Ты серьезно? Ты не сдавал никаких анализов?
— Да, блядь! О чем ты сейчас говоришь?
Я злился.
— На отцовство, конечно!
— Зачем они мне? — хотя в глубине души уже знал ответ.
Но к такому удар я был не готов. Не хотел знать ничего.
Но, да. Инна меня не побоялась тогда.
— Чтобы убедиться в своем отцовстве.
Если честно, я вообще об этом не думал. Увидев свою дочь и взяв ее впервые на руки, а потом услышав диагноз, просто не мог думать ни о чем. Это была так не важно. А сейчас тем более.
— Это не твой ребенок, Торопов! — вынесла мне очередной приговор моя жена и завыла.
Она осела на диван и закрыв лицо руками разразилась рыданиями. А я смотрел на нее и не понимал, о чем она говорит. Наверное, в другое время, я бы убил ее, задушил, но сейчас она просто была мне противна.
— Зачем? — прохрипел я.
— Зачем? — Инна глухо всхлипнула, — не знаю! Я люблю тебя! И просто воспользовалась предоставленным шансом!
— Шансом?!
— А по-другому ты бы женился на мне? Ни хрена не женился! Никогда! Ты свою Машу не мог забыть! Страдал тут по ней! Она на тебя хрен забила, а ты тут сопли распускал!
— Не вмешивай сюда Машу!
Я не хотел, чтобы Инна говорила о ней. И никто другой. Только я один мог ненавидеть ее и в чем-либо винить. Но это сейчас никак не касалась нашего разговора.
А еще от признания Инны я не почувствовал ничего. Думал впаду в ярость, и кинусь на нее. Ждал, когда меня накроет. Но нет. Мне было все равно. Мысль о том, что не я отец Ангелины, меня вообще никак не задела. А вот непонимание того, что Инна, получив меня в качестве мужа и отца чужого ребенка, заставляло смотреть в недоумении.
— Я же тебе по собственной воле сделал предложение. Я же принял тебя с ребенком! Я же хотел, чтобы ты была счастлива! Может и не любил тебя, так как ты меня! Но я собирался остаться с тобой и ребенком! С вами! Я твой муж, как ты и мечтала, блядь! Чего тебе не хватало?
Инна скривила губы, пытаясь бороться с рыданиями.
— А ты думаешь легко жить с мужиком, который тебя не любит?
— Вот не надо сейчас об этом! Не надо перекладывать на меня вину за свою любовь! Я никогда тебе ничего не обещал! Никогда! ТЫ знала, как я к тебе отношусь! Никогда не давал повода думать иначе! Поэтому не надо сейчас говорить, что это из-за меня ты начала принимать наркотики! Я был с тобой рядом! Я относился к тебе так, как ни к кому не относился!
Инна снова завыла.
— Я испугалась, — причитала она, глядя в одну точку, — ты бы убил меня, узнав, что это не твой ребенок! Ты бы ушел от меня! А этого пережить я не могла. Когда поняла, что ты все равно узнаешь правду, поняла, что не хочу так! Не хочу этого ребенка!
— Чтооооо?
У Инны начинается истерика, а я смотрю и не хочу снова не верю. Это сука не хотела ребенка! Своего ребенка! Да я бы сейчас все отдал, чтобы хотя бы раз подержать ее на руках! А она не хотела!
Я не вправе ее осуждать. Это был ее выбор. От которого я горел в аду. Но понять никогда не смогу.
— Уходи… — я не хочу ее видеть.
Хотел, чтобы она ушла. Но знал, что просто так все не закончится. Ее истерика только началась, и грозила достичь невероятных размеров. Еще один круг в моей преисподней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но Инна молча встала, вытерла слезы, и захватив чемодан, покинула мою квартиру.
Кааак? Как она легко могла отказаться от своего ребенка? И будучи в уме добить его?
Я сидел и смотрел на дверь, где только что скрылась ее тощая фигура. Жалел ли я? Нет. Хотел ли ее вернуть? Нет. Понять? Нет. Чувствовал свою вину.? Нет. Только перед Ангелиной. Те минуты, которые я пережил рядом с моей малышкой ничего не изменят. Меня не волновало, что я не являлся ее отцом. Нисколько. Я ждал ее, хотел и любил. Несмотря ни на что. И мог уберечь ее. Мог, но не сделал.
Меня било в ознобе после ухода Инны. И я понимал, что схожу с ума. По-настоящему. Я так хотел, чтобы все закончилось. Но знал, что конца и края не будет. Поэтому выбрал, то что немного облегчило мою жизнь. Я послал всех к чертям собачьим. Для меня больше никого не существовало. Эгоистично? Но я тоже живой человек. И я не справился. Поэтому, как в том сериале про вампиров, который мы когда-то смотрели с Машей, я отключил свои чувства. Понял, что я никогда и нигде не найду своего места. Принял это и просто окунулся в существование, где не было ни цвета, ни эмоций, и самое главное — боли.
А теперь, когда увидел Машу, своими глазами так близко, на расстоянии вытянутой руки, все мои демоны, страхи, сомнения грозились выползти наружу. А к этому я был не готов. Нет, не боялся. Просто знал, что никому и ничего я дать не смогу. А если вернусь в прошлое с Машей, то причиню боль не только себе. Но и ей. А она этого не заслуживала. У нее тоже был выбор. И она его сделала. И спустя два года, снова окунаться в то, что я запер в себе, было бессмысленно и опасно.
С твердой уверенностью, что я справлюсь, я закрыл глаза и уснул, ожидая снова увидеть во сне свой любимы кошмар, но вместо привычного сна, где моя дочь умирает на моих руках, я видел совсем другое. Босые ноги. Которые то бежали ко мне, то убегали. И вроде ничего страшного. Не самый худший мой сон. Но утром, я знал, что в этом нет ничего хорошего. Я знал, чьи ноги это были и не понимал, какого хрена она вдруг забрались в мое истерзанное, едва дышащее сознание.
Отвлечься от мучительных мыслей снова помогла работа. Но я все равно был удивлен. Впервые за очень долгое время я снова изводил себя мыслями. И сейчас это было так непривычно. Настолько, что, когда мы поднимались в агентство к Котову меня знобило. Я уговаривал себя не думать о предстоящей встречи с Машей. Ведь она ничего не сможет изменить. И общение с ней мне ничего хорошего не предвещает. Я снова захлебнусь в своей ненависти и боли, а я если честно, зверски устал от этого.
Но стоило мне снова увидеть ее, хрупкую и растерянную, из моей головы все выветрилось в считанные секунды. Я просто стоял и наблюдал за ней, впитывая каждую мелочь. На лице чуть больше макияжа, чем надо, а в глазах непонятный мне испуг. Я видел, как она нервничает, и не мог понять почему. Думает, я буду мстить ей? Нет. Я это уже пережил.
Мои глаза выхватили серебристые волосы, собранные в высокий хвост, белая блузка была скромной, но просвечивала. Совсем немного, намекая на красивое нижнее белье. А когда она его не носила. Вот черт! О чем я вообще думаю?
Не отвлекайся, Торопов! ТЫ изменился и Маша совсем не та, которую ты знал. В он как пристально смотрит в глаза Соколову, не стесняясь окружающих. И ей давно плевать на тебя. Просто наша встреча оказалась неожиданной не только для меня.
И вроде умные мысли, правильные, но все равно не могу оторвать от нее взгляд. Отмечаю, что она повзрослела. Нет, такая же маленькая, хрупкая, но грудь точно больше, чем раньше. Господи, о чем я думаю? Идиот!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И едва успеваю взять себя в руки, когда она обращает свой растерянный взгляд на меня. Забудь, Торопов. Она первая, кто тебя сломал.
Иду к дивану и не дышу. Потому что охреневаю над собой. Маше Савельевой удалось сделать то, что никому не удавалось. Она только одним своим появлением заставила меня отвлечься. Она слишком легко сейчас проникла в мою тьму. Туда, куда я давно закрыл двери.