— Убьет? Я, конечно, знаю, что мужчины плохо воспринимают отказы, но чтобы настолько… — сказала я, и хихикнула истерически.
— Я не шучу, детонька, — сказала Дианн, глядя на меня со страхом. — Он тебя убьет.
— Надеюсь, ты все же шутишь… Ну, что ты так смотришь? Я должна была согласиться быть с ним?
— Он все равно бы тебя убил, потом, когда бы ты ему наскучила. Он и Иренку мою так сгубил… Она тоже девка дерзкая была … думала в любовь с королем поиграть, крутить им вздумала. А он поигрался с ней вдоволь да и превратил в ледышку. Эх ты, — вздохнула Дианн, глядя на меня тоскливо, словно участь моя уже решена.
— Не хорони меня раньше времени, карга, — сказала я, начиная ходить по комнате. — Ничего он мне не сделает, я гостья.
— Думаешь, Договор тебя защитит? Ха-а-а! Да людям плевать на своих! Не захочут они ругаться с неблагими, закроют глаза! Не первый раз такое случается!
— Тогда я сама себя защищу!
— Лучше беги, — посоветовала карга. — Прямо сейчас. Садись на своего коняку и уезжай… может, спасешься… может, откроется портал…
— Ты слишком драматизируешь, Дианн. Элидир не сумасшедший, чтобы убивать женщину за то, что она ему отказала. Да и свидетелей этого происшествия не было, кроме келпи да самого холма.
— Вот именно, король не сумасшедший, — согласилась она. — Он жестокий и злопамятный, а это в сто раз хуже.
Вид испуганной и очень серьезной карги подействовал на меня угнетающе. Если Элидир и правда жестокий и злопамятный, то никогда не простит мне сегодняшнего отказа… и дело даже не в самом отказе, а в том, что я смогла отразить его чары. Он уничтожит меня за одно только это. Если необученная друидесса смогла отразить атаку короля, значит, так себе король… Элидир все сделает, чтобы никто об этом не узнал… А с другой стороны — кто узнает об этом? Я просто сделаю вид, что ничего не было и он, если умный, поступит так же.
— Никуда я не побегу, — заявила я. — Не тронет он меня, а если попробует… что ж, проверим, кто сильнее — хаосница или повелитель Зимы.
Во дворец я возвращалась с твердой убежденностью, что либо буду убита в ближайшее время (это все Дианн меня застращала!), либо стану самой обсуждаемой особой. Риоры, дежурившие у парадного входа, не обратили на меня внимания, крошки-пикси сообщили, что король со свитой еще на охоте. Значит, Элидир вернулся продолжает охоту…
Я немного приободрилась и поднялась в свои покои, где до самого вечера морально готовилась к неожиданностям. Пару раз на меня накатывало паническое желание бежать к Скендеру и просить вывести из холма, но я заверила себя, что взрослые независимые женщины, тем более друидессы, не должны поддаваться панике.
Когда настала ночь, за мной пришли риоры. Я последовала за ними без вопросов и возражений. Настроенная на самое худшее, чуть ли не потрескивающая от напряжения, я вошла в ту самую залу, где однажды сломала риорский меч, и с удивлением обнаружила, что зала полна народу. Кажется, Элидир решил разобраться со мной при свидетелях… Только вот эти самые свидетели почему-то поглядели на меня без особого интереса, да и риоры, сопровождающие меня, дальше, к королю, не повели — оставив в толпе, вернулись к дверям, изображать мебель.
Придворные смотрели куда-то в сторону трона. Втиснувшись меж двоими сидхе, я увидела… Ириана. Огарок стоял на коленях перед троном, на котором восседал король; бледный, но умопомрачительно прекрасный, с волосами, заплетенными в косу, нарядный (правда, с обнаженным торсом), рыжий сосредоточенно смотрел в пол, пока Падрайг наносил ему на спину какой-то узор. Неужели это то, о чем я думаю?
— Что происходит? — шепотом спросила я у придворной дамы, великолепнейшей блондинки, стоящей рядом со мной.
— Ириана снова посвящают в риоры, — возбужденно ответила сидхе, которой явно доставляло удовольствие смотреть на обнаженный торс рыжего бога.
Та-а-а-к… Еще утром об Ириане не было никаких вестей, а ночью он уже во дворце посвящается в риоры! Мне однозначно не нравится это!
Приглядевшись к Ириану, я отметила, что он выглядит неплохо, разве что бледен. Предположим, Огарок пришел в себя вчера, и благодаря заботе Скендера быстро восстановился. Допустим, во дворец он явился как раз тогда, когда я была на охоте. Представим, что Элидир предпочел не думать о досадном инциденте со мной, продолжил охотиться, затем вернулся во дворец со свитой и встретил Ириана. Что могло произойти дальше? Элидир был зол на Ириана за то, что его не было на балу, а Ириан наверняка был зол на меня, так что оба сидхе могли быть заведены при встрече. Так с какой стати повелитель Зимы возвращает ему статус риора? И зачем? Неужели я ошибалась, думая, что Элидир считает рыжего подозрительным?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я жутко разнервничалась; у меня появилось ощущение, что я выпала на несколько дней из реальности и пропустила какие-то важные события. Падрайг закончил наносить узор, и король торжественно сказал:
— Встань, Ириан, мой риор!
Рыжий поднялся и выпрямился; Марагдет вышел к нему и поцеловал в лоб — такой поцелуй у фейри даруется тому, кого берешь под личную ответственность.
Как только Марагдет отстранился от Ириана, зала зашумела от радостных и ободрительных выкриков и поздравлений. Придворные, совсем недавно предпочитающие не замечать Огарка, стали подходить к нему один за другим, поздравлять с возвращением и посвящением в риоры и светить улыбками.
Я осталась на месте, и видела разве что спину Огарка. Зазолотилась на ней надпись-клятва, означающая принадлежность к воинам. Я знаю уже, в чем смысл этого ритуала — выспросила как-то у самого рыжего. Клятвенный узор риора сделает Ириана сильнее, магически свяжет его с другими воинами, чтобы они знали, когда ему грозит опасность, и успели прийти на помощь, или могли передать ему часть своей силы. Но эта клятва — как клеймо, знак собственности. Ириан теперь не свободен в своих решениях, и не принадлежит себе. Верховодить им будет Марагдет, предводитель риоров.
Я так сильно закусила губу, что прокусила ее. Знала, конечно, что больше всего на свете Ириан мечтает вернуться ко двору и снова стать своим среди сидхе, снова стать риором… Но мне казалось, он явно видит все недостатки жизни при дворе, и что не согласится снова стать инструментом в чужих руках. Теперь понятно, почему Элидир так поспешил посвятить его в риоры: глупо было бы не воспользоваться таким замечательным шансом обрести контроль над одним из самых непредсказуемых сидхе.
«Как ты мог, Огарок? — мысленно спросила я. — Однажды тебя уже использовали, ты хочешь, чтобы это повторилось? Как ты, гордец, мог выбрать беспрекословное подчинение? Тем более подчинение Марагдету, прихвостню Элидира?»
Я развернулась, чтобы уйти, но ледяной взор короля поймал меня. Я поняла, что он призовет меня в любом случае, и повернулась к нему лицом. Элидир жестом указал, чтобы я подошла.
Я подошла к возвышению, на котором стоял трон, и взглянула в лицо короля. Мне казалось, я сразу пойму по его лицу, по его взгляду, что он намерен со мной делать, но я ошиблась. Элидир казался возбужденным, и на его вечно белых безупречных щеках даже появился слабый намек на румянец. И что же это может значит?
Он подманил меня к себе.
Удивленная, я поднялась на возвышение; мое сердце билось так быстро, что, вне всяких сомнений, король понял, что я волнуюсь.
— Бедняжка, как бьется твое сердечко, — протянул он, вглядываясь в мое лицо. — Я смутил тебя сегодня, и теперь ты боишься… Не бойся! Я не трону тебя, пока сама не попросишь. А ты попросишь, — блеснув глазами, загадочно проговорил он, — потому что я тебя завоюю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я ничего не ответила, потому что просто не могла найти подходящих слов.
— Наш двор прекрасен, не правда ли? — громко спросил Элидир у подданных, и они отозвались дружным согласием. — Мы куда интереснее завшивевших в своей благопристойности благих! Мы встряхнем мир людей! Они забоятся нас снова! Перемены близко, друзья мои!
Сидхе закричали, и ярче всего выделился в этом крике зычный голос Марагдета.