— Оры, — тихо произнес Томас.
Оры не рявкнули „Стоять“ или „Ваш пропуск“ или „Катитесь вон отсюда, мерзавцы!“, они пропели оперным сопрано:
— Оставьте ваше транспортное средство здесь.
Томас кивнул, слез с тележки и помог спуститься нам.
— Мы пешком до туда потащимся? — завопила Вивиан.
— Да, — только и ответил Томас.
И пошел вперед, по направлению к домикам. Я направилась за ним — каблуки просто вкапывались в землю при каждом шаге, я сняла туфли и взяла их в руки. Ух ты! Травка была мягкой — премягкой, а земля — будто прогретой солнцем.
Вивиан туфли не сняла, а потому тащилась позади, с трудом переставляя ноги.
— Почему нас даже не спросили, к кому мы, кто мы, и все такое, — удивлялась я.
— А чего и кого им бояться? Они же боги, — сказал Томас.
— А налоговая? — предположила я.
— Думаешь, боги платят налоги? — сказал Томас.
— Ну… А что — не платят?
— А какому государству они, по — твоему, должны их платить?
— Не знаю. Какому захочется.
— Думаю, им не хочется, — сказал Томас.
— Значит, они несознательные, — сказала я.
— Еще какие несознательные, — вдруг сказала Вивиан.
— И потом, — сказал Томас. — Налоговой сюда никак не забраться.
Мы поравнялись с домиком, возле которого сушилось белье на веревке. Один конец веревки был привязан к опоре крыльца, другой — к покосившемуся столбику с большим табло из фанеры.
Сушились две простыни, две наволочки, и штук сто носков. Причем все они были полосатые. А когда мы приблизились, то увидели, что все они еще и дырявые — да непросто, а прямо‑таки изодраны в клочья!
— Хм, забавно, — сказал Томас. — И кто этот любитель дырявых полосатых носков?
На табличке аккуратно, с завитушками, было написано: „Кыш. Носки мои“. И все. Даже без подписи.
— Это кентавр Хирон, — сказала Вивиан. — Старый идиот. Он натягивает носки на копыта.
— Да?! — поразилась я. (Теперь понятно, почему они такие рваные!) — Но зачем?
— Для красоты, — пренебрежительно пожала плечами Вивиан.
— А может, у него копыта мерзнут, — предположила я.
— Или скользят по мрамору, — улыбнулся Томас.
— И где здесь мрамор? — развела я руками, показывая, что вокруг травка — муравка, вполне даже подходящая для копыт поверхность.
— Там, — кратко сказал Томас, показав рукой на небоскреб.
Который, между прочим, не приблизился ни на метр. Сколько же до него топать?!
— Кто пустит лошадь в здание? — сказала я.
— Кентавры — не лошади, они полулюди — полулошади, — сказал Томас.
— Все равно, — сказала я.
— А ходят они туда на работу, — сказал Томас.
Так вот почему вокруг ни души! Все на работе в этом небоскребе.
Эту догадку я высказала вслух.
— Нет, — сказал Томас. — У греческих богов ненормированный рабочий день, то есть, они приходят на работу в разное время…
— Да, — подтвердила Вивиан и добавила сердито: — Некоторым достаточно заглянуть туда минуты на три, а некоторые работают целыми сутками, ждешь их ждешь дома, как дура…
Это она, видимо, о чем‑то о своем.
— У них и зарплата есть? — спросила я.
— Нет, — сказала Вивиан.
Наверное, потому что они сами могут получить все, что захотят.
— Зачем же им работать? — спросила я.
Ну вот я, например, если бы не нужны были деньги… А вы бы — тоже бросили все к черту, правда?
— Ради удовольствия, — ядовито произнесла Вивиан.
— Попробовали бы они не явиться, когда их босс — Зевс, — сказал Томас.
— И кому это „Кыш“, — шла и рассуждала я. — Как будто кому‑то нужны его носки… И не водятся же тут воры…
— Почему же, — усмехнулась Вивиан.
У Томаса один угол рта пополз вверх.
— Что? — сказала я. — Водятся?
— Если они боги, это не значит, что им чужды… э — э… пороки, — сказал Томас, когда Вивиан оказалась немного поодаль, наклонился ко мне и сказал:
— Ходят легенды, что Гермес как‑то украл у Зевса скипетр, у Ареса — меч, а у Посейдона — трезубец…
— Да ты что! — удивилась я.
— А у Аполлона — стадо коров, — улыбнулся Томас.
Мы не заметили, что Вивиан уже рядом.
— Да, тот еще проходимец, — сказала она. — И совершенно безответственный тип. Из‑за него я выпала из обоймы на полгода. А это много значит в кинобизнесе, поверьте. То есть, — спохватилась она, — я счастлива, что у меня есть Петер. Но Гермес и не предупредил, что на всю беременность мне придется запереться в доме.
— Почему пришлось запереться? — спросила я.
— Потому что Петер необычный ребенок. Другие дети в животе толкаются. А полубоги — летают. Ну вот и я парила над землей. Невысоко, в нескольких дюймах, — она вздохнула. — Ощущение странное.
Мы шли по Олимпу и ели пирожки с земляникой, которые дала в дорогу Нэнси. Корзинку мы положили в ящик внутрь дивана. Когда я ее достала, ручка у нее была сломана. А пирожки остались почти целы. Только у парочки потекло земляничное варенье через продавлины. Жаль, что мы не могли остаться на ужин у Алана — он сказал, что будут какие‑то интересные гости.
— Не знаешь, кого Алан ждал на ужин? — спросила я Томаса.
— Знаю, — он улыбнулся. — Своих родственников.
— А кто они у него?
— Герцоги, маркизы, графы…
Хорошо, что мы не остались. У аристократов столько условностей и манер — кто первый встает из‑за стола, как положено здороваться с незнакомыми графами, всякие поклоны и экивоки — я бы опозорилась как пить дать.
— К тому же они привидения, — договорил Томас.
Что???
Около одного дома из красивого белого камня, с огромными окнами и колоннами было море цветов, таких красивых, душистых, я никогда таких не видела. Я сорвала несколько — одну оранжевую ромашку, большую, как колесо велосипеда, и несколько мелких, вроде колокольчиков — фиолетовые, голубые, желтые.
— Любите цветы? — раздался мужской голос откуда‑то сверху издалека.
Я подняла голову: на краю крыши крыльца сидел человек в белом костюме. Через плечо у него была перекинута какая‑то странной длинной формы сумка, а в руках он держал — о боже, лук! Не огородное растение! А тот, который древнее оружие, из которого Робин Гуд стрелял по тем, кто осмелился зайти в Шервудский лес!
Томас шагнул вперед, загораживая меня:
— Извините, мы не знали, что их нельзя рвать.
— Почему нельзя, — сказал человек и плавно, паря в воздухе, спустился к нам.
Он оказался молодым и удивительно, необычайно красивым. Голубые глаза, темные ресницы, нос с легкой горбинкой, а губы! Они казались и жесткими и мягкими, потому что были четко очерченными, и в то же время слегка пухлыми и какими‑то беззащитными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});