– Но кто же заслуживает счастья больше, чем вы, Иреней? Небеса несправедливы!
– Не преувеличивайте моих скромных достоинств, Марианна. Я обыкновенный человек, более того: я имею право сказать «старик», ибо врачи предрекают мне скорый конец. Будучи человеком сухим и эгоистичным, хоть вы и считаете меня великодушным и бескорыстным, я спросил себя, как мне украсить те немногие дни, которые отмерил мне Бог, и я составил программу моего последнего праздника.
– Программу?!
– О, не подумайте, что мне пришла в голову фантазия умирать в гостиной, среди лицемерной толпы друзей и родственников! Нет, я хочу цветущего одиночества, которое нам дает небо Юга: я уезжаю на Иерские острова, где я, по крайней мере, испущу свой последний вздох среди аромата апельсиновых деревьев.
– Вы уезжаете, Иреней?– спросила Марианна.
– Что я стал бы делать в Париже, в этом городе воспоминаний и надежд? Но у меня больше нет надежды, а мои воспоминания – это сплошные раны.
– Да, вы правы: Париж – жестокий город! Париж – столица скорби!
Иреней был поражен тем страшным возбуждением, с каким она произнесла эти слова.
У него мелькнула некая мысль.
– Что ж, Марианна, если это так,– заговорил он,– если Париж ненавистен вам до такой степени, почему бы вам не уехать вместе со мной, почему бы нам обоим с ним не расстаться? Если счастье не для нас, то для нас еще возможен покой. У вас больная душа, у меня искалеченное тело, так что мы с вами можем сблизиться, вполне доверяя друг другу.
– Уехать! – задумчиво прошептала Марианна.
– В Иерских садах жизнь наша станет легкой,– продолжал Иреней.– Несколько ливров в день нам; хлеб для бедных, удовольствие получать и радость отдавать – больше ничего и не надо. При таком образе жизни вы еще сможете вылечиться, Марианна; ну а я – я приговорен, я первым покину наше убежище – так что же? Разве не с вами была моя душа? Она и пребудет с вами вечно, в этом я не сомневаюсь. Жизнь кончается на земле только для тех, кто не верит в свое бессмертие.
– О Иреней! – вскричала Марианна, покоренная этим ангельским смирением.– Если бы я была достаточно чиста, чтобы жить с вами под одной крышей, я хотела бы повергнуть всю мою гордость к вашим ногам и служить вам на коленях! Но я могу только краснеть и трепетать под вашим взглядом!
– Не надо так унижать себя.
– Вместо того, чтобы отплатить мне страданием за страдания, справедливо наказать меня за неблагодарность, вы протягиваете мне руку, вы приходите ко мне на помощь при первом моем вопле отчаяния! Но тяжесть вашей преданности, которая меня раздавила,– это и есть самое страшное наказание!
– Разве я имею право наказывать?– сказал Иреней.– Не заблуждайтесь и не приписывайте нам с вами ролей, которых мы не играем. Примите мою дружбу, как я принимаю вашу, и поедем!
– Да, да, поедем! – сказала она.– Только давайте уедем сегодня же: Париж приводит меня в ужас!
Марианна говорила это искренно: мысли о мщении исчезли, их сменили отвращение и величайший ужас. Неспособная в этот момент действовать, она предоставила Иренею подготовиться к этому добровольному изгнанию, но она хотела умереть для света, чтобы порвать всякую связь и со своим прошлым, и со своим будущим. Итак, было решено, что она уедет первой, уедет тайком; Иреней должен был присоединиться к ней несколько дней спустя. Но перед отъездом они сообща разработали план, предназначенный для распространения слухов о самоубийстве Марианны; и, как узнал читатель из предыдущей главы, эта комедия разыгралась таким образом: хозяина лодки подкупили, и в Марселе была зарегистрирована смерть Марианны в то время, как она высадилась в Иере.
Маленький городок Иер, прилепившийся к склону вечнозеленой горы, необыкновенно красив и живописен, но таким он представляется взору издали. Улицы его пустынны, бульвары молчаливы; здесь нет ни пышности Генуи, ни кокетливости Ниццы; вновь прибывший чувствует, что на сей раз он очутился в городе настоящих болезней: неизлечимой чахотки, серьезных плевритов и тяжелых ревматизмов. Площадь, находящаяся в южной части города, чистая и посыпанная песком, получила название Пальмовой площади; в центре ее возвышается гранитная пирамида, своим возникновением обязанная щедрости одного разбогатевшего портного. На этой-то площади и помещается, если можно так выразиться, «биржа больных».
Иер был именно таким местом, которое как нельзя лучше подходило для Иренея и Марианны.
Здесь у них было мало соседей, которых они могли бы опасаться. Здесь не было даже любопытных. Парень и девушка составляли всю их прислугу.
В этом полном одиночестве Марианна постаралась обо всем забыть и возродиться душою. Подспудная борьба, которую она вела против собственного сердца, представляла собой истинно героическую драму. Этими словами мы подводим итог: она попыталась полюбить Иренея. Чтобы не быть неблагодарной, она стала притворщицей. Иреней был приговорен к смерти: она стремилась усладить его последние дни этой ложью.
Но мужество часто изменяло ей.
Она не рассчитала своих сил, и сил ей не хватало.
В отчаянии она остановилась на полпути и принялась тайком прикидывать время своего освобождения.
Это был тот самый день, когда Иреней с улыбкой на губах, с радостью в душе начал нижеследующий разговор.
Они гуляли в саду, окружавшем их красивый домик. Отсюда им видно было море, усеянное белыми точками – то были паруса, и черными точками – то были острова.
Они смотрели вдаль и молчали, ибо бесконечность требует тишины.
Внезапно Иреней заговорил, как человек, долго подготавливавший вступление к беседе.
– Друг мой! Как вы считаете: мой врач – серьезный человек?
– Настолько серьезный, что я не могу видеть его без некоторого страха,– отвечала Марианна.
– Значит, вы не думаете, что он способен солгать с целью поселить сладкую надежду в душе больного?
– Конечно, нет! Напротив, он всегда казался мне чересчур жестоким в своей откровенности. В моем присутствии он десять раз открыто выражал тревогу, которую внушает ему ваше состояние. Но почему вы спрашиваете меня об этом, Иреней?
Иреней смотрел на нее с улыбкой.
– Потому что сейчас доктор подал мне надежду,– ответил он.
– Надежду? – прошептала Марианна.
– По его словам, я могу выздороветь, я буду жить!
– Это правда?
– Да, Марианна, я буду жить… А знаете, кому я буду обязан этим чудом, если оно произойдет?
– Чудесному здешнему воздуху?– пролепетала она.
– Нет.
– Вашему врачу?
– Он, разумеется, припишет эту честь себе, а мы позволим ему это сделать.