Читать интересную книгу Обреченный на бескорыстие - Дмитрий Плынов

Первым вопросом Володе попалась «Теория стихосложения», которую он прошептал с переменным успехом, плавно переходя на примеры из жизни и цитирование своих же школьных стихов, написанных в свое время для стенгазеты. Следующими вопросами шли какие-то решения последних съездов и творчество лауреатов всевозможных премий. Не меняя интонации и сути, Володя переходил от одного вопроса к другому. Бодрости добавлял тот факт, что действительно, почти с первых слов, профессор Барак обмяк в кресле, положил голову на грудь и ровно засопел. Ах, если бы было так!

Многие не учли его старческое дыхание и густые брови, которые, при опущенной голове, полностью закрывали глаза, и было непонятно, спит человек или внимательно слушает.

Итог – пересдача. Долгая и упорная!

Но это событие сыграло и свою положительную роль. Предмет Володя стал знать на «отлично» с хвостиком, а слабые попытки стихосложения в пионерском прошлом, при помощи Льва Григорьевича Барака, превратились в полноценные поэтические произведения. Справедливости ради надо сказать, что Володя так и не взошел на Парнас как пиит, да он и не стремился к этому. Хотя кое-где в печати мелькали его произведения и даже имели положительные отклики. Может, еще и поэтому полученный от профессора Барака заряд творческих идей и поисков заставлял Владимира Алексеевича подходить к написанию статей для «Советской Республики» неординарно. Но этого никому не надо было. Существовал определенный набор слов и словосочетаний, который нужно было вставлять в любой текст. Если это не выполнялось, следовательно, вы не о том пишете. «Решением партии и правительства», «самоотверженный труд», «материалы съезда», «коммунистический резерв», «настоящий ленинец», «по примеру старших товарищей» – и всё в таком духе. Володя очень быстро научился этой словесной эквилибристике и уже, чуть было не смирился, как в один из дней Сергей Иванович позвонил ему сам и попросил подъехать в редакцию. «Странное дело, – подумал Володя, – наверное, я ему надоел со своими выкрутасами. Я вроде исправился, перестал безудержно творить. Будет жаль, если меня попрут».

– Вов, тут такое дело, – они уже давно перешли на «ты», но Володя, дабы соблюсти субординацию, по-прежнему называл его по имени отчеству. Лишь изредка позволял себе обратиться к шефу «Иваныч», и то, когда у того было хорошее настроение, – в комсомольской организации Русского драматического театра секретарь комитета собирается вступать в партию, ей должны присвоить Заслуженного артиста Республики. Нужно написать об этом развернуто, красиво, подчеркивая творческий подход к делу. В общем, так, как ты умеешь.

Тут раздался телефонный звонок, после которого Сергей Иванович продолжил:

– Нужно начать немного издалека. Опиши общие дела комсомольской организации, роль руководителя, мнения сослуживцев, какие-то интересные события, проведи параллель между сыгранными ролями и ее реальным характером. То есть полноценный очерк. Лучше будет, если он пойдет на несколько номеров. Разбей его на части. Директору театра я уже позвонил и сказал, что именно ты приедешь. Вперед – дерзай.

Впервые в своей жизни Володя входил в театр со служебного входа. Ему казалось, что он прикасается к нечто тайному, недоступному окружающим. От этого сердце его заколотилось сильнее, он ощутил некоторое волнение и радость. Радость предвкушения от встречи с настоящими деятелями искусств. Да, именно так он считал. И пусть театр провинциальный, и пусть актеры не гремят на всю страну, но даже здесь они вселяют в людей надежды, с помощью их таланта зрители учатся чувствовать, сопереживать. Нельзя недооценивать самобытность глубинки. Если эти люди находят своего зрителя – уже великое дело! А в этом театре всегда аншлаги! Владимир Алексеевич и сам не упускал случая попасть на спектакль, а если это была еще и премьера, то просто счастье. А еще в этом городе люди очень любили обсуждать увиденное, делиться впечатлениями, поэтому любая театральная постановка – всегда событие и не на одну неделю. Ну и вдобавок ко всему, Володина юношеская впечатлительность давала о себе знать. Ему сразу же захотелось показать свой талант. Он даже размечтался о том, что с ходу, только с первых слов, сказанных им, все поймут, что он – настоящий артист и именно его не хватало в труппе, а главный режиссер тут же предложит главную роль, в каком-нибудь очень интересном спектакле.

На самом же деле все было достаточно прозаично, творческие процессы были очень похожи на производственные, и в трудовом театральном коллективе тоже существовали свои планы, отчеты, графики, сметы. Были в нем и свои прогульщики, любители выпить, карьеристы, только все это выглядело ярче, насыщенней и от этого неприятней. Но суть не в этом. Суть в том, что Владимир Алексеевич почти на месяц фактически поселился в театре, и статья за статьей выходили с легкостью и подъемом. Пока не случилось то, что в корне поменяло Володины взгляды на окружающий мир и на то, что он делал и делает. Русло его жизни поменяет свое направление на сто восемьдесят градусов.

В то время было распространено так называемое «шефство». Теперь это носит название «спонсорство» или «меценатство», но иногда еще встречается в речи: «наши шефы», «подшефная организация», «шефы любезно предоставили» и так далее. Так вот, подшефной организацией у Русского драматического театра был Детский дом. Этот Детский дом находился недалеко за городом, минут тридцать на машине. Всё театральное сообщество очень ревностно относилось к шефству, я бы даже сказал с любовью, самоотверженностью и большой гордостью. Особых возможностей у артистов, конечно, не было. Зарплаты небольшие, нагрузка высокая, плюс постоянные занятия то хореографией, то вокалом. Опять-таки гастроли. Нет, не в том понимании, к которому мы привыкли.

Это не красные дорожки, не великие сцены и заграничные отели, нет. Гастроли в провинцию – в колхозы, совхозы, затерянные деревушки, сельские клубы, дома культуры или же просто – поле, коровник, сеновал и всё в таком духе. Бывали и другие, почти настоящие гастроли, только очень редко и в пределах Стран Соцлагеря. При этом у артистов хватало смекалки помогать детям. Это и театрализованные представления, ведение различных кружков, конкурсы с небольшими, но все-таки подарками. А еще собирали с миру по нитке какие-то вещи, из которых выросли собственные дети, игрушки, карандаши, тетрадки – Детский дом нуждался во всем, что ни предложи – всё пригодится.

– Владимир Алексеевич, – обратился главный режиссер театра Игорь Николаевич Березин, – завтра ребята едут в Детский дом. Собрали кое-что, и «День именинника» хотят провести. Не желаете составить компанию? Увидите наш коллектив с другой стороны.

– Конечно, – живо отреагировал Володя, – а можно и мне поучаствовать? В смысле, принести что-то.

– Несите что не жалко, а если прихватите сверх того, то никто не осудит, – улыбаясь, ответил Игорь Николаевич, – там всё нужно. Машина в восемь от театра отходит.

Ехали молча. За окном уже почти весна, солнце стало теплее греть, в середине дня даже припекать. Проталины, ручейки и всё, что уже было описано великими поэтами и писателями. Настроение у Владимира Алексеевича было умиротворенно-лирическим, в таком спокойном состоянии он уже давно не находился, даже чуть не задремал, убаюкиваемый легким покачиванием микроавтобуса. Это продолжалось недолго, уже через двадцать минут транспорт свернул на проселочную дорогу, и пассажиры очень быстро взбодрились от штормовой тряски, вызванной качеством асфальтового покрытия или, быть точнее, – его отсутствием.

Трехэтажный особняк, в стиле барских имений середины девятнадцатого века, встретил веселым шумом, свистом и криками. Со стороны казалось, что само здание было радо появлению старенького «Рафика», именно так любовно называли свой микроавтобус артисты театра. Дом зашевелился, закачался из стороны в сторону и как будто улыбнулся долгожданным гостям. Из парадных дверей, словно длинный язык, вывалилась толпа разновозрастных и разнополых ребятишек. Казалось, их было очень много, но это только казалось. Необузданная энергия, постоянное движение, взмахи руками, раздуваемые от бега полы незастегнутых пальто и курток – всё это создавало впечатление стихии, извержения раскаленной лавы. Дети облепили гостей и тут же стали о чем то наперебой рассказывать, спрашивать, смеяться. И Володя не остался без внимания; он, как и остальные, оказался зажат в добрые тиски внимания и радости. От этой неожиданности Владимир Алексеевич растерялся, у него даже в глазах потемнело, душа затрепетала. Он еще никогда не испытывал таких эмоций, тем более от общения с детьми. Пытаясь отвечать невпопад на множество непонятных вопросов, Володя фактически был внесён в дом.