Бельчиков поморщился, но терпеливо начал объяснять:
— Преступник мог свернуть по тропинке вправо или налево. Усекла?
Лилька кивнула.
— Если он свернул налево, то пролез в дыру в заборе и уехал на троллейбусе, так?
На этот раз она протестующе затрясла челкой.
— С елкой не пролезет: там дырка маленькая!
Мальчишки переглянулись: как это никому не пришло в голову?
— А если елку перекинул преступник тот через забор? — нараспев предположил Ягодкин.
Петька дернул себя за вихор, что выражало крайнюю степень озабоченности.
— Высоко. Если только помощник был.
— Смеешься?.. Елку с такой высоты кидать? Она же вся исковеркается. Нет, не может быть! — Сашка рубанул воздух, отвергая гипотезу.
— Тогда получается… дядька свернул направо. К Терему — Лаптев-младший вопросительно поглядел на Мишку.
— Д-думаешь, у-у нас живет?
— А что? Запросто!
Все замолчали. Получалось очень просто и вместе с тем страшно. В Тереме двадцать четыре квартиры. Если Ягодкиных исключить — двадцать три. Их обойти — полчаса! И через полчаса можно «брать» преступника?!
— Ой, мальчики, боюсь, — зажмурилась Лилька.
— Можешь отказаться, — сурово сказал Петька. — На операцию каждый должен идти добровольно.
— Я пойду, — прошептала Лилька и опять распахнула глаза, теперь чтобы показать решимость и бесстрашие.
Командир группы поднялся:
— Пора.
Ягодкин и Бельчиков спрятали рисунки следа преступника во внутренние карманы и тоже встали.
— А можно, я свой в рукавичку положу? — спросила Карасева и виновато пояснила: — У меня в этом платье кармана нет.
Петька только рукой махнул.
8«Сотрудников выбирай так же тщательно, как оружие».
Добрый совет начинающему оперативнику.
Рассказывает Игорь Тулупчиков:
«Свою группу я формировал сам, потому что успех операции полностью зависит от того, какие у тебя помощники.
Толю и Юрика Петренко и Максима Скворцова я знаю по спортивной работе. Братья — лыжники классные, а Чира (так ребята Максима окрестили из-за фамилии) бегает и прыгает по первому разряду. Все много раз участвовали в соревнованиях. А это — такая школа! Будь здоров! Нытики и слабаки вылетают, не задерживаются.
Петренок я отправил на остановку. Логически такую цепь выстроил. Преступник испариться не мог: раз в рощу зашел, то и вышел. Пимы привели к тропинке. Там же валялась ветка голубенькой. Вывод: уходил он по тропке. Теперь — вправо или влево? Вправо он пошел в том случае, если живет в Тереме, а иначе что там делать ночью? Скорей всего, дядька потащил ель на остановку, чтобы уехать. Тогда его кто-нибудь видел: шапки-невидимки у него не было, и под пальто дерево не затолкаешь. Кстати, голубые ели гораздо колючее наших. Это я опытным путем установил. В прошлом году, когда воспитывал в себе презрение к боли, я пробовал сжимать в руке разные предметы, острые, имею в виду. Можно, конечно, было, как Рахметов, сделать: набить в доску гвоздей и лечь. Но мне об этом и думать было нельзя: с матерью могло случиться нехорошо. Хлопнулась бы в обморок, как увидела, и — привет! Ну, я решил — сжимать. Пихту вообще запросто держать, елку обычную — минут пять вытерпел, а голубую даже сжать как следует не мог.
Я отвлекся. С той остановки, которая возле лазейки, уехать можно только в одну сторону, потому что она — конечная. И Петренкам я дал задание узнать, какие номера машин у тех автобусов и троллейбусов, что ходили вечером 31-го. Дядька рубил, конечно, когда стемнело и народу было мало. Вот по расчету и выходит: случилось все от девяти до десяти. А позже — и елку уже не успеешь нарядить, и по телику хорошая программа шла. Там один клоун с дрессированной кошкой выступал. Умора! Он ее кинет, а она сальто-мортале сделает и снова на него прыгнет. Я пробовал нашего Дымку дрессировать. Один раз получилось, а потом он прижал уши и спрятался под шкаф.
Ну вот. Почему я Петренок на этот участок поставил?.. Толька маленький, но крепкий, его не очень с места сдвинешь. Я, конечно, не думаю, что им придется драться, но на всякий случай. А Юрик — этот хоть кому мозги запудрит. Разговаривает, как артист Хазанов или даже Райкин:
— Бабуся, как вы себя чувствуете? Спина не болит? А то, может, мазью помажете?.. Ядом змеиным, к примеру?.. Говорят, сильно помогает. Да я сам один раз убедился. Простыл, расчихался, помазал на ночь — и как рукой!.. Бабуся, лишнего металлолома не держите?.. Да вы не беспокойтесь, мы сами. Вы только скажите, в каком сарае посмотреть.
Вот так обработает, и бабуся не только сарай откроет, но и норовит какую-нибудь железку из квартиры вытащить.
В общем, за Петренок я совершенно спокоен. А Максима Скворцова взял с собой. Он тоже пятиклашка, а длинный — кошмар! Метр шестьдесят, наверное, вымахал и еще растет. Быстрее всего у него растут ноги и руки, поэтому пиджаки и брюки всегда ему короткие. Его мать просто замучилась: только купит что-нибудь приличное, а он раз — и вырастет, снова надо покупать. Дорогое, конечно, удовольствие такого сына иметь.
А Чира мне был нужен для одного эксперимента. Дело в том, что еще утром в роще я кое-что нашел. На собрании ничего говорить не стал, потому что не знал, вещественное это доказательство или случайная штука.»
9«Терем-теремок, кто в тереме живет?»
Русская народная сказка.
Прозвище «Терем» дом получил за свою оригинальную архитектуру. Его строители, должно быть, отличались буйной фантазией. Или кто-то из них любил русские народные сказки. Потому что дом был построен в виде княжеского терема: с двумя высокими башнями по бокам, с узкими продолговатыми окнами в резных наличниках и островерхими крышами с деревянными петухами на них. Птицы прочно сидели на длинных шестах и при сильном ветре, когда скрипели, раскачиваясь, шесты, казалось, что петухи крутят головами, оглядывая вверенные владения, и негромко переговариваются.
От башни до башни через весь второй и третий этажи тянулись галереи, которые жильцы на лето превращали в личные балконы, перегораживая их зелеными изгородями плюща. На зиму балконные двери плотно укупоривались, а от зеленых перегородок оставались ящики с землей да частокол капроновых нитей, по которым прежде взбирались растения.
Внутри дом был давно перестроен. Имелось в нем три подъезда и двадцать четыре квартиры со всеми удобствами, включая централизованный газ и общие телевизионные антенны. Странные, отливающие серебром, похожие на распластанных в полете журавлей, антенны держались тесной группой, молчаливо и независимо. Это сердило старичков-петухов, и они, раздражаясь, скрипели даже в тихую погоду.
Ягодкины жили в южной башне, на третьем этаже. И обследование дома было решено начать с нее.
В квартире номер восемь было тихо, и на звонок никто не откликался.
— Дома, что ли, нет? — почему-то шепотом сказал Петька.
— Н-не знаю, — Миша тоже понизил голос. — С-спят, наверное. Ше-ептуновы любят с-спать. У них Нинка есть.
— Большая? — излишне заинтересованно спросил Бельчиков.
— П-пять лет.
— Хороший возраст, — вздохнула Лиля Карасева. — Саша, позвони еще раз.
«Тринь-трень!» — мелодично пропел звонок. И тотчас, будто за дверью стояли и ждали, раздался голос:
— Кто там?
— Й-я, Нина.
— Скажи правильно, — потребовал голос.
— Чего она? — Бельчиков и Петька переглянулись.
Ягодкин безнадежно махнул рукой и вдруг тонким голоском затянул:
— Терем-теремок, кто в тереме живет?
— Я — мышка-норушка, — быстро откликнулись за дверью. — А ты кто?
— Я — лягушка-квакушка. Пусти меня к себе жить.
— Проходи, — замок щелкнул, и тут же появилась белобрысая девчушка, вся в голубом горохе: белая в горох пижама, такой же масти бант, съехавший несколько набок, и два круглых голубых глаза, которые лучились любопытством и доброжелательством.
— Не пу-угайся, Нина. Эт-то мои д-друзья.
— С Новым годом, — поклонился Саша.
— С новым счастьем, — серьезно ответила Нинка и сообщила: — Я еще сплю.
— Мы на одну минуту, — Петька шагнул в прихожую, жестом приглашая сотрудников следовать за собой. — Нина, у тебя елка есть?
— Ну да, — девчушка пожала плечами.
— А какого она цвета? Голубого? — задал каверзный вопрос Бельчиков.
Нинка засмеялась:
— Зеленого!
— А кто тебе ее принес? — снова спросил Лаптев.
— Дед Мороз! — девчушка залилась смехом: игра ей нравилась. — Я рассказала дедушке стишок, а он подарил мне елку и матрешку Дуню. Принести?
— А Мороз вчера приходил? — ласково спросила Лиля.
Бант в голубой горох протестующе дернулся.
— Раньше! Один день — раз обратно. Еще раз… Давно!.. Послезавтра, когда еще папа на работе был.