также пленных. Белые, видя гуманное обращение, стали смелее и разговорчивее. Наш обед ели даже пленные офицеры. Они признались, что если бы они сами не попробовали обед, никогда бы не поверили, что Красную армию так хорошо кормят.
После этого боя эстонские белогвардейцы ушли с нашего участка фронта и на их место явились воинские части латышских буржуазных националистов, с которыми мы имели дело в ходе дальнейших боев. В армии буржуазной Латвии было немало офицеров бывшей царской армии, которые в свое время служили в контрреволюционных армиях международной буржуазии, боролись под командованием монархистских генералов Деникина, Юденича и Колчака за неделимую Россию, ползали у ног русских и иностранных банкиров, пели «Боже, царя храни…»
Реакционное ядро армии буржуазной Латвии комплектовалось из сынков богачей, кулаков, студентов, гимназистов, а также обманутых попутчиков. Эта реакционная группа в белогвардейской армии развернула шовинистскую агитацию, раздувала ненависть против других народов и таким путем старалась затуманить классовое самосознание рабочих, превратить их в послушных слуг буржуазии. Реакционеры распространяли самую подлую ложь о Красной армии, советской власти и тех революционных силах, которые самоотверженно боролись за свободу трудящихся в России и Латвии. Командование белогвардейской армии организовало преданные себе отдельные военные соединения из представителей кулачества и буржуазии – такие, как добровольческие роты студентов и школьников, которые должны были «поднимать боевой дух» остальных армейских частей.
В окрестностях Балвы белые также создали одну такую часть, которая называлась «партизанской группой». Белые «партизаны», хорошо зная окрестные леса и тропы, переодевались в красноармейскую форму, прокрадывались через линию фронта в наш тыл, где занимались грабежами и убийствами, не жалея ни детей, ни женщин. Все эти преступления производились под маской Красной армии, чтобы вызвать у населения возмущение, недовольство и ненависть против Красной армии и советской власти. Они убили также многих местных советских и партийных работников. Этот белогвардейский сброд долгое время был неуловим. (После Гражданской войны буржуазное правительство Ульманиса поставило этим бандитам памятник в городе Балвы.) С этой бандой встретился наш полк особого назначения.
Находясь на передовой линии между Вилякой и Балвы, мы развернули активную агитационную работу. Отправляясь в разведку в так называемую нейтральную полосу, мы всегда брали с собой много различных воззваний и газет, которыми нас обильно снабжал политотдел штаба XV армии. Все эти воззвания и газеты мы оставляли в нейтральной полосе, откуда они попадали в руки солдат белой армии.
Наши усилия не были напрасными – к нам являлось все больше перебежчиков из белогвардейской армии. Командование белогвардейской армии чрезвычайно бесило наше беспокойное поведение, которое дезорганизовало его армию. Белогвардейские офицеры пытались ставить в нейтральной зоне всевозможные ловушки и хватать наших агитаторов. Иногда мы действительно попадали в рискованное положение, но всегда нам удавалось счастливо вырваться из западни. Прежде всего нам помогало то, что у нас были хорошие отношения с местными крестьянами, которые сообщали нам сведения о замыслах белогвардейцев. Во-вторых, в вылазках агитаторов-разведчиков нам помогали перебежчики, которые сообщали сведения о дислокации постов и армейских частей белогвардейцев.
В декабре 1919 года наше командование обсуждало вопрос, как захватить и обезвредить белых «партизан» и освободить население нашего тыла от террора этих бандитов.
Нашим разведчикам удалось узнать, что на Рождество вся группа белых «партизан» соберется вместе в тылу своего прифронтового района, чтобы отпраздновать Рождество. Такой выгодной возможности – захватить этих негодяев в их собственном тылу – наше командование только и ждало.
Разгром белых «партизан» поручили командиру батальона Печкурису. Для проведения этой операции Печкурис выбрал самых храбрых стрелков полка, в том числе также бывшую свою 2-ю роту и нашу молодежную стрелковую группу в полном составе.
Чтобы ввести в заблуждение вражеских шпионов, которые, без сомнения, шныряли в районе нашей дислокации, были распущены слухи, будто наш полк скоро выйдет на позиции, неизвестно только пока, когда и в каком районе.
В канун Рождества наша боевая группа вступила в местечко Виляка. За нами следовали обозы, санитарная часть и полевые кухни. Общее впечатление было таким, что мы явились сменить находящиеся на фронте части. До вечера мы устроились в домах местечка.
С наступлением темноты наша боевая группа, за исключением хозяйственной и санитарной части, отправилась на линию фронта, которая находилась в нескольких километрах по направлению к городу Балвы. В этом районе фронта стоял полк петроградских рабочих. Питерцы слышали, что в местечко явились латышские стрелки, чтобы сменить их, поэтому велико было их удивление, когда мы в полной боевой готовности двинулись мимо них через линию фронта.
Во главе нашего отряда вместе с командиром батальона Печкурисом шагал комиссар полка, кажется, Крастынь или Карклинь (фамилию точно не помню, так как комиссары в нашем полку часто менялись) и комиссар нашего батальона Янсон – старый член партии большевиков. Группа продвигалась к позициям белых. До наступления рассвета мы подошли к какому-то полю, которое со всех сторон окружали лес и кустарники. В центре поля сквозь ночную темноту можно было различить несколько строений. Это была наша конечная цель. В домах находились белые «партизаны».
Командир батальона Печкурис разместил боевые группы на исходных позициях. Часть стрелков была отправлена в обход поля в тыл белых, чтобы с началом наступления бандитам не удалось удрать.
Наступление намечено было начать на рассвете, после того как посланная в тыл белых группа даст сигнал ракетой. Этот сигнал также должен был обозначать, что группа заняла исходные позиции.
Тьма зимней ночи рассеивалась. Приближалось утро. Уже явно можно было различать дома в центре поля. Время от времени слышался стук дверей, характерный скрип колодезных журавлей. Очевидно, женщины начали кормить скотину.
Наступил самый подходящий момент, для того чтобы начать наступление. Белых нигде не было видно. Они, очевидно, еще крепко спали после попойки. Условного сигнала все еще не было. Вторая группа, неизвестно почему, молчала. Командир батальона явно нервничал. Зная меня как аккуратного исполнителя поручений, он шепотом приказал мне: «Плаудис, возьми двух парней и бегите сколько есть сил в обход поля по лесу, отыщите нашу группу и разузнайте, что случилось, почему они медлят с сигналом». Я разыскал хороших бегунов, и мы втроем отправились выполнять приказ. Пробежав порядочное расстояние, мы наткнулись на линию полевого телефона, который соединял «партизан» с ближайшей воинской частью белых. Поспешно вырезав большой кусок провода, мы бросились дальше. Быстро двигаясь по глубокому снегу, мы взмокли от пота. Вдруг недалеко от нас в воздух взвилась ракета. Началось наступление. Мы находились в 100–150 метрах от разыскиваемой боевой группы. Вначале мы услышали только, как скрипит снег и трещит под ногами стрелков кустарник, затем в открытом поле