— хмуро спросил Первуха.
— Оне посильнее наших, говорят.
Дед Силантий, до того слушавший молча, цыкнул последним зубом:
— Как бы, ребятушки, не пришлось нам под того Пожарского бежать.
— Так мы ж свой оброк заплатили? — Первуха растерянно оглядел сельчан.
— Плевать полякам и на твой оброк, и на твоего помещика, — согласился с Силантием Ермол. — Такие рассказы про ихние зверства ходят, ажно мороз по коже.
Про то, как лютовали в русских деревеньках поляки, Микула слушал отстранённо. Ничего в этом особо нового не было. Призрак голодной смерти пугал куда как сильнее. Хорошо хоть, зайцы в силки попадались, к каше приварок. Иначе обеды выходили бы вовсе уж скудными.
25. НОВЫЕ ПРАВИЛА
О ЗАВЕДЁННЫХ ПОРЯДКАХ
Как и предсказывал Фёдор, дела на Драконьем острове шли споро. Правда, с обеда несколько десятков отправились по новым расчищенным площадкам в сопровождении кхитайских отрядов для защиты и помощи в перетаскивании брёвен. Лес по новым местам стоял малохоженный, с некоторыми брёвнами обычными человеческими силами справиться было бы трудновато.
К ужину на двух строительных площадках деревень уже высилось по паре заведённых под крышу изб. Скорость строительства объяснялась тем, что дома эти были по сути конструктором, заготовленным с осени специальными бригадами. Все части были помечены, после чего дома размётаны до состояния наборов, а на новом месте споро собраны. В тонкости я не вникал, но, явившись за бригадой в деревеньку под рабочим названием «вторая», встретил там Змея. Страшно довольного, как, впрочем, во все последние дни.
— Э, ара! Что за день сегодня! Половина — сахар, половина — мёд!
— Удачно пронеслись?
— Не то слово, дорогой! Лучше, чем вчера, мамой клянусь. «Слухом земля полнится», слыхал про такое, да?
— Неужто крестьяне потянулись?
— Лучше, лучше, брат! Помещики потянулись, прямо косяком. Можно сказать, в очередь построились, все хотят от голодных деревушек избавиться, получить вместо головной боли живую денежку.
— Выкупил?
— Канешна выкупил, ара! Даже, по секрету тебе скажу, кое-кто из Тушинского лагеря звонил.
— Дружба дружбой, а табачок врозь? — усмехнулся Кузя.
— Во! Правильно мыслишь, парень!
— Или они что-то знают, что крестьян с рук сбыть хотят, — предположил я. — Или, кстати, ещё вариант: хотят ловушку на нас поставить да прижучить, вызнать с пристрастием: что и зачем мы такое хитрое затеяли.
— М-н-да? — засомневался Змей. — Ну, пусть попробуют на меня ловушку организовать.
Я представил Змея в боевой форме с накинутой на одну из голов верёвкой, за другой конец которой держится засадник. И Змеево: «Н-ну, ты меня поймал — доволен⁈» Смешно, конечно. А с другой стороны…
— Юриста не пришибли бы нам.
— Не пришибут, — Горыныч нахмурился. — В кабинете его посажу. Документы проверить — портальчик открою для бумаг, верно? Да охрану из кхитайцев поставлю. Тем всё нипочём, хоть из пушек пали, хоть магостатикой шарашь.
— Это одобряю.
— Ну что, пошли на Драконий, за работниками?
— Да я их уж забрал! — Горыныч потёр руки. — Ох, брат, красота будет! Горуш напросился остаться, говорит, в Засечине ему делать особо нечего, и, раз уж ты поручил ему всё по красоте под застройку подготовить, хотел бы поработать сверхурочно.
Зная обстоятельный и размеренный характер элементаля, я согласился. Вот уж кому вообще всё равно — день… ночь…
Горыныч не утерпел похвастаться мне стопкой очередных заключённых договоров, и мы немного замешкались, а проходя к ужину, я увидел в окно, что из обчественной столовой выходят мужики и располагаются по лавкам и брёвнам, разбросанным по двору.
— А чего это они по домам не идут? — удивился я, притормозив. — Или местные домовые их не любят?
— Странно, — Горыныч тоже остановился у окна. — Федя, рабочие почему по домам не идут?
Фёдор подошёл ближе и вместе с нами выглянул на улицу:
— Надо полагать, ожидают объявления, что рабочий день закончен. Или же что он будет продолжен.
— Ну, вы уж хватили! — чуть не возмутился я. — И так в восемь утра начали. Что же, мужик и день и ночь работать должен? Правила такие нынче? Спать хоть разрешают?
Фёдор глазом не моргнул:
— Начали мы, Дмитрий Михалыч, ужас как по крестьянским понятиям поздно. Они все тут к шести собрались, кто и раньше, да два часа балду пинали, рассуждая, что «господа баре решають». А когда эти мужички зимой на подработку нанимаются, мастерские их используют нещадно, с пяти утра и до глубокого вечера. Кто до восьми, а кто особо жадный, так и до десяти, как на Андроновских мануфактурах, например. А платят копейки, объясняя тем, что мужиков много, а мест мало, да и временные они. Ну, посредине часок на обед дозволяют.
— Кудряво устроились! — мрачно оценил я.
Шестнадцать часов с малым передыхом пахать! Да даже и четырнадцать, один хрен. Только до дома дотопаешь да голову до подушки донесёшь — уже и вставать пора. Я лично считал, что с восьми до семи, пусть и с часовым перерывом, на морозе намахаться топорами — более чем достаточно, чтоб отработать кров, дрова и пищу. Единственное, что меня беспокоило — не сочтут ли мои мужички этакое послабление нашей личной слабостью и мягкотелостью? Могут ведь.
— Вот что. Поди объяви, что завтра начало, как они любят, в шесть утра. К одиннадцати возвращаемся сюда, и до обеда будут уроки, так что сейчас в своих десятках пусть запишутся: кто грамоте разумеет, читают только или пишут тоже, и бегло ли, какому счёту обучен: лишь сложение и вычитание или же помножать-делить способны, и до какого предела. Смыслят ли в устройстве человеческого тела и болезнях.
— А это зачем?
Я на секунду задумался:
— Впрямь, незачем. Нанесут ведь околесицы. Чтение, письмо и счёт. А с телом и так разберёмся.
— Да на кой тебе тело-то сдалось? — удивился Змей.
— Хочу, чтоб в каждом дому соображали, как правильно первую помощь оказывать. И как раны обрабатывать.
— Думаешь, до Енисея докатится? — сразу сделался серьёзным Змей.
— Кто его знает? А вдруг?
Двор всё больше наполнялся мужиками.
— Так что же, ваша светлость, — Фёдор, делавший себе рабочие пометки, не торопился закрывать блокнот, — ничего с собой приносить не надо?
— Да где им взять. Завтра и выдадим. Канцелярии у нас целый склад, каждому по тетрадке да