графства Сассекс, если вы располагаете какой-либо информацией об этой женщине: возраст от 20 до 40 лет, рост 168 сантиметров, зеленые глаза.
Развернувшись, Гарриет отправилась домой, дошла до фермы «Сивью», закрыла за собой дверь и только тогда дала волю чувствам. Сбылись ее худшие страхи. Сесилия была мертва. То, что она нашла ее туфли у моря в ту ночь, было уже достаточным основанием – но эта статья не оставляла никаких сомнений.
Тело неизвестной женщины? Почему Чарльз не пришел опознать ее? Он определенно читал газету и слышал о том, что на берег вынесло женское тело, возможно, ему даже сообщили об этом из полиции. Наверное, он подумал, что тело унесло слишком далеко и это точно не Сесилия. А может, ему было просто все равно. Гарриет не могла думать о том, как неопознанное тело Сесилии лежало где-то в безымянной могиле.
Несколько раз после этого она набиралась смелости и хотела уже идти в полицию, чтобы рассказать все, что ей было известно, но каждый раз ее останавливала мысль о том, что Ребекку заберут.
Ребекка была дочерью Джейкоба, а значит, ее ответственностью. Ребекка была скандалом, который Чарльз хотел замять, и, узнай он, где она сейчас, он позаботился бы о том, чтобы Ребекку отправили в такое место, откуда она бы никогда не вернулась. И даже если она расскажет полиции, что знает, кто эта женщина, Сесилию это все равно не вернет. Она была обязана перед ней стать для Ребекки сильной и любящей матерью.
– Пойдем к Харви, мамочка? – спросила Ребекка, обнимая ладошками мамино лицо и поворачивая его к себе, как она всегда делала, когда хотела привлечь к себе все ее внимание.
Она улыбнулась, услышав слова девочки. Мамочка. Гарриет все еще помнила, как Ребекка впервые назвала ее мамой, как она сделала свои первые шаги, но вместо теплого чувства эти воспоминания вызывали только ужасающую мысль об уходящем времени. Гарриет чувствовала себя так, словно огромная дыра зияла в ее груди с тех пор, как Сесилия сбежала из особняка Норткот, оставила свою девочку умирать в холодной пещере и покончила с собой, бросившись в безжалостное январское море.
– Да-да, пойдем скорее, а то опоздаем! – откликнулась Гарриет, и Ребекка прижалась к ней всем своим крохотным тельцем, пока та выходила из воды, держа ее на руках.
Они добежали до дома, и с их тел на пол застучали капельки морской воды, оставляя лужицы в каждой комнате. Гарриет улыбнулась девочке, прошла по каменному полу к комоду и выдвинула ящик, в котором лежала книжка-раскраска Ребекки, как вдруг из-за дальней стенки ящика выскользнул дневник в красном кожаном переплете. Именно там она спрятала его от посторонних глаз еще в тот день, когда Тед дал им ключи от «Сивью», но с тех пор она так в него и не заглядывала. Ей было невыносимо читать его, думать о Сесилии, об особняке Норткот и о том, что она сделала. Ее дневник и сберегательная книжка, купленные в почтовом отделении, были единственными вещами, которые напоминали ей о прошлой жизни.
Ребекка была еще совсем маленькой, когда Гарриет в последний раз изливала на его страницах свое сердце, сидя за кухонным столом в домике у моря в первый день их новой жизни. Она медленно вытащила дневник, а затем передала Ребекке книжку-раскраску и мелки, которые девочка с радостью схватила из ее рук. Застрявший где-то между страницами, на пол упал золотой медальон Сесилии, который висел в ту ночь на шее Ребекки. Гарриет подняла и его и внимательно осмотрела: на его потускневшей поверхности был выгравирован герб семьи Норткот.
Гарриет посмотрела на часы: через десять минут ей нужно было быть на ферме и сменять Теда. Она могла представить, как он в поисках своих ботинок, которые Гарриет всегда аккуратно ставила у задней двери, метался по прихожей с тостом в зубах и сливочным маслом в бороде и кричал Харви, чтобы он убрал свои игрушечные машинки, пока он на них не наступил и не перекувыркнулся в воздухе. Конечно же, с ее появлением их небольшой фермерский домик преобразился в лучшую сторону, хаос, царивший в нем в ту ночь, когда она перешагнула его порог, сменился порядком и чистотой, которые сохранялись в нем и по сей день, – однако Тед и Харви каким-то образом все равно умудрялись сметать все на своем пути.
– Ну ладно, пойдем, солнце мое, – проговорила она, кладя медальон и дневник обратно в ящик. Она надела на Ребекку кардиган ручной вязки и застегнула его на все пуговицы, после чего открыла входную дверь и вышла на вымощенную камнем дорожку, которая вела к ферме вдоль края утеса.
Как только Гарриет закрыла за собой дверь, Ребекка проскочила мимо нее и помчалась по тропинке, по которой они успели пройти тысячу раз за последние пять лет. Девочка проделывала свой обычный трюк – подходила слишком близко к краю, чтобы заставить свою мать волноваться. Гарриет посмотрела с упреком на загоревшее лицо девочки, которая только улыбнулась ей в ответ, довольная собой, – а потом быстро подбежала к ней и схватила Ребекку за руку, которую та держала высоко над головой, чтобы Гарриет непременно захотелось пощекотать ее под мышками.
– Доброе утро, Матильда, – крикнула Ребекка, глядя вдаль, где несколько жирных кур неслись к ним через весь двор.
Ребекка открыла ворота и пропустила мать вперед, прежде чем стая кур могла бы осуществить побег. Кудахчущие наседки окружили их, и Ребекка начала хихикать.
– Обедать еще рано, – сказала она курам, которые семенили вокруг нее, выпрашивая еду. Задумавшись, она посмотрела на курятник в дальнем углу двора: – Интересно, а сегодняшние яйца еще остались?
– Тед и Харви, скорее всего, уже слопали их на завтрак, но мы можем все равно поискать, – ответила Гарриет и, открыв для дочки крышку курятника, улыбнулась, когда Ребекка нашла в сене одно последнее яичко.
Пока Ребекка доставала яйцо, светясь от счастья, Гарриет поглядывала в сторону фермерского домика, из которого вышел Тед Робертс. Дом стоял в глубине двора, и голубую входную дверь обрамляли два узких столба; это был красивый дом, заросший глициниями, почти идеальный, если бы не очевидные следы старения, до которых, несмотря на все ее усилия, ей еще предстояло добраться: краска на подоконниках облупилась, а окна посерели от грязи. Когда Тед открыл дверь и помахал ей рукой, щуря голубые глаза в лучах летнего солнца, она улыбнулась и помахала ему в ответ.
– Может, расскажем Теду о том, как ты хорошо плаваешь? – сказала Гарриет нарочито громко.
– Мисс Уотерхаус, неужто вы уже плаваете? Думаю, моему сыну-оболтусу стоит кое-чему у вас поучиться. Иди-ка сюда,