— Так не может продолжаться.
Рукавом он обтер ей лицо. Ткань камзола была теплой и мягкой.
— Что ты собираешься со мной делать?
— Это очень просто, — ответил Кайн. — Основное назначение этого кресла — разрушение. Капля за каплей оно будет высасывать из тебя колдовскую силу. Долго это длиться не будет, ты быстро иссякнешь, и тогда оно примется за то, что осталось — стремления, желания, чувства. Ты знаешь, из чего состоит душа? Что дает человеку крылья?
— Любовь? — хрипло спросила она.
Кайн рассмеялся.
— Способность мечтать, — произнес он. — Тот, кто этого не может, становится пустышкой. Ему остается лишь восхищаться окружающим миром, смутно сознавая, что его разум не в состоянии создать ничего подобного. Для них все внове. Красиво — вот что они говорят. Это единственное слово, запечатлевшееся в их памяти.
У нее не было сил на негодование.
— Вот как ты поступил с остальными?
— Ты меня обвиняешь? Но они сами летели на свет — я всего лишь стал огнем, превратившим их в пепел. За одну ночь здесь побывало семь ведьм. С ними я расправился быстро, но с тобой не буду торопиться. Сама посуди, мы с Ланном почти друзья, ведь так? — Кайн жестко, холодно улыбнулся. — Я дам ему шанс. — Из его зеленых глаз на Летицию смотрел зверь, тот самый, которого она так страшилась. — Это не больно, Тиша. Если ты хотела спросить.
— Как ты… — Она не договорила.
— Ты размышляла вслух, хотя и не помнишь этого. — Он заговорил вкрадчивым, мягким голосом, думая, что подражает Ланну: — Все нормально. Доверься мне. Я здесь, чтобы защитить тебя, защитить тебя от всего. Будь моей, Тиша.
Ее сердце болезненно сжалось. Летиция с трудом произнесла:
— Он никогда такого не говорил.
— Но мог сказать. — Кайн провел рукой по ее волосам, медленно и нежно. — Мужчины созданы для войны, женщинам на роду написано рожать детей и поддерживать в доме порядок. Вы, ведьмы, не можете ни того, ни другого. Если женщиной нельзя обладать — на кой черт она нужна? Но Богиня дала им силу. Она сочла это разумным.
— Она сама женщина. Зачем ей одаривать мужчин?
Кайн скорчил недовольную гримасу.
— Твои слова — кощунство. Она нечто большее; совершенство, которого никто из нас не в силах достичь. Я заключаю души в сосуды, но их поглощение не дает результата. Отбирая у ведьм все, я ничего не получаю взамен. — Он тяжело вздохнул. — Темное искусство не цветет во мне.
— Смирись.
— Нет. Посмотри на меня. — Кайн стиснул пальцами ее голые плечи. — Разве я недостоин быть богом?
Летиция ответила презрительной улыбкой.
— Слишком высоко метишь. Зачем тебе Ланн?
— Прихоть. А еще мне нужен союзник. Лайя-Элейна не верна мне. Она верна кому-то другому, тому, чей локон носила в шелковом мешочке на шее.
— Ланн будет королем. Он ни за что не станет на твою сторону.
— А ты — его королевой? — фыркнул Кайн. Он выпрямился. — С меня хватит.
Он обошел кресло, остановившись за его спинкой. Дернул перемычку. Иглы глубже вонзились в запястья Летиции, из них что-то потекло — тягучее, инородное вещество проникало в ее кровь. Растекаясь по венам, оно притупляло боль вместо того, чтобы ее усиливать. Госпожа ди Рейз ощутила прилив сонливости и обмякла в кресле, свесив голову. Навязчивые мысли о превращении в волчицу утратили свою значимость. Если бы кто-то сейчас посулил ей свободу, Летиция все равно бы не стала открывать глаз.
В глубине темного леса ее ждала лошадь из зеленого стекла с роскошной черной гривой и длинным хвостом. В мокрой гриве застряли водоросли, хвост свивался в кольцо над ее крупом. С лошади ручьями стекала вода. Летиция, недолго думая, вскочила ей на спину и обвила руками за шею. 'Увези меня отсюда, — прошептала она. — Увези так далеко, как только возможно'. Встряхнув гривой, лошадь стрелой пронеслась по береговой кромке и с разгону прыгнула в озеро, увлекая девушку на глубину.
Глава 18
— Она говорит, что Кайн был здесь.
— Она? — переспросил Шадрен. Затем пригляделся к человеку в широкополой шляпе, затенявшей лицо. Под свободной рубашкой не угадывалась грудь, да и мешковатые штаны с подтяжками не позволяли сделать какие-либо выводы относительно половой принадлежности хозяина дома, так что экзалтору пришлось поверить Ланну на слово. Шадрен воспитывался в строгости, поэтому чуть склонил голову и сказал: — Не расслышал вашего имени, леди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я не леди. — Голос был столь же бесполым, как и внешность: низкий и хриплый, он мог принадлежать как взрослому мужчине, так и женщине, любившей курить табак. — И мое имя не имеет значения. Я не хочу, чтобы меня призвали в свидетели или что-то в этом роде. Вас здесь не было, а я ничего не говорила. Ясно?
Они стояли посреди просторной светлой гостиной, напротив камина был диван, в углу — круглый столик с вазой и два удобных на вид кресла. Сесть им не предложили. Разговор не имел ничего общего с дружеской беседой, хотя Ланн спрашивал спокойно, без нажима, всего лишь интересуясь. Хозяйка, подбоченившись, взирала на гостей с явным раздражением. Эти люди не имели права устраивать ей допрос.
— Ясно, — кивнул Ланн. — Он был один?
— Да. В плаще как вот этот. — Женщина указала пальцем на Шадрена. — Токмо парень красивый был. Просил напиться. — Она нахмурилась. — Взял ведро и не вернул. Так что ведро я не дам, хоть и нашла его потом на вершине холма.
Шадрен молчал, предоставив Ланну самому вести диалог. Фрей был без клобучка и меланхолично раскачивался из стороны в сторону, сидя на плече ульцескора. Он тоже не принимал участия в разговоре.
— Когда это было?
— С неделю назад. В прошлое воскресенье.
Ульцескор удивленно повел бровью. Кайн с пленницами был здесь в ночь похищения. Они двигались намного быстрее, чем он мог себе представить, а это значит, что злоумышленники давным-давно достигли места назначения.
— Померанцы неспелые, — на всякий случай предупредила гостей хозяйка. Она покосилась на Шадрена, и он встревожился, не осталось ли фруктового сока у него на щеках или подбородке. — Вы их не ешьте.
— Нам не нужны померанцы, — успокоил ее Ланн. — Мы только воды наберем.
Он развернулся, чтобы уйти.
— Эй. Тот парень мне денег давал. А с вами я заслужила еще немного сверх того, как считаете? Но если кто-то будет о вас спрашивать, я расскажу. Я ничего скрывать не стану. А вы молчите. Ясно?
— Ясно.
Ланн шагнул к ней и положил несколько медяков в протянутую ладонь. Хозяйка рассчитывала на большее, но клянчить не стала. Выпроводив гостей за порог, она с шумом захлопнула дверь. Послышался звук опускаемого засова и приглушенное бормотание: 'Ходят тут всякие, а потом галоши пропадают'.
— Ну, значит, мы на верном пути, — сказал Шадрен, спускаясь с крыльца.
— Я в этом не сомневался. Зато теперь я точно уверен, что с Кайном была Вираго.
— Почему?
— Во-первых, скорость, с которой они передвигаются. Это невозможно без сильного колдовства. Во-вторых, Кайн пришел в дом один — значит, ему было с кем оставить пленниц. С кем-то, кому он доверял.
— Не обязательно, — возразил Шадрен. — Кайн был одним из нас, экзалторов. Он знает, как обезвредить ведьму. Если связать ей руки, заткнуть рот и набросить на голову экзалторский мешок, она становится беспомощной.
Ланн сердито посмотрел на него.
— А что насчет первого? По-твоему, Кайн овладел темным искусством?
— Не знаю, Ланн. Возможно, он перестал быть человеком и стал монстром. Кто видел Кайна в последнее время? Бедный Рослин?
Взгляд ульцескора приобрел озадаченность.
— Вы восприимчивы к магии? Я имею в виду…
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — нетерпеливо перебил его Шадрен, — и мой ответ — да. Под этими плащами и масками мы являемся обычными людьми. Кровь ведьм заражена темным искусством, в жилах таких, как ты, наверное, течет серебро. — Он позволил себе улыбнуться. — Но экзалторы могут стать вампирами, или оборотнями, или им подобными.
В это было трудно поверить.