что сделал?”
— Что ты сделал, Ваня? — спросил кто-то ласково.
— Я прыгнул, как кошка. Я выпрыгнул прямо из кроватки. Потом включил воду на полную катушку. Подставил попу под струю и вымыл себя.
“Взрослые с неодобрением зашушукались и поскорее отвлекли Ваню от туалетной темы, — вспоминает Сэра. — Но сейчас, мысленно возвращаясь к тому эпизоду, я понимаю, что мальчика мучили воспоминания о пребывании в Филимонках, где его часами заставляли лежать в собственных нечистотах.
Самым большим его желанием было тогда выбраться из кроватки и вымыться”.
Чаепитие закончилось, и Нелли с Филипом стали учить Ваню ходить на костылях, которые Линда привезла ему из Англии. Через некоторое время он устал и начал упрашивать, чтобы ему разрешили включить видеомагнитофон и посмотреть, как его друг Андрей гуляет по зоопарку во Флориде. Взрослые взглянули на часы. До времени возвращения Вани в дом ребенка № 10 оставался еще час.
После вечеринки дела приняли плохой оборот. Назавтра Линда пожаловалась Сэре, что Ваня стал агрессивным и задирает Филипа. Сэра вызвала Энн, которая недавно приехала в Москву, сама была приемной матерью и возглавляла группу поддержки приемных родителей в Британии. Линда поделилась с ней своими проблемами. Ваня неуправляем, с его вспышками раздражения невозможно мириться. Она не знает, какое влияние его выходки окажут на внуков. Первый раз на Ваню жаловались. А Ваня между тем растопил сердце Нелли, которая заставляла трепетать от страха целые поколения корреспондентов “Телеграф”. Он часами сидел у нее на коленях, пока она с нежностью учила его водить мышкой, работая на компьютере. Еще прежде мама Сэры рассказывала ей, как учила Ваню пользоваться пылесосом и как быстро он запомнил слово “Гувер”. За две недели он выучил двадцать семь английских слов и фраз.
Утром пришел редакционный автомобиль, чтобы, как всегда, отвезти Линду в дом ребенка за Ваней. Девять часов, а она все еще не показывалась. Десять часов. Мысль о том, что Ваня сидит на стульчике у входа, ожидая новых радостей, ожидая женщину и мужчину, которые просили называть их мамой и папой, была Сэре невыносима. Уильям и Кэтрин, ее дети, очень полюбившие Ваню, стали просить маму самой съездить за ним, однако ответственность за Ваню лежала на Линде, и Сэра не имела права вмешиваться.
Наконец, в одиннадцать часов появилась Линда и села завтракать. Она сказала, что совершенно измучена, ей требуется отдых, а потому она решила посвятить день приобретению сувениров. О Ване не было произнесено ни слова.
На другой день Линда повела Ваню в обувной магазин и купила ему новые крепкие ботинки. Практические вопросы она решала без труда, однако с каждым днем вела себя с мальчиком все холоднее, все чаще одергивала его и использовала любой предлог, чтобы оставить его с Сэрой или сотрудниками “Телеграф”, ссылаясь на то, что неважно себя чувствует. Джордж, которому вообще-то нравилось называться папой, понял, что с Линдой происходит что-то не то, и тоже поумерил демонстрацию своих чувств к Ване.
Вика, у которой недавно родился ребенок, все же нашла время и силы и устроила чаепитие, пригласив, кроме Линды, и своих друзей, навещавших Ваню в больнице. Все они в один голос отмечали Ванины успехи и наперебой говорили, какая это открытая, любящая натура. Как ни странно, на Линду их слова произвели действие, обратное ожидаемому. От Сэры не укрылась ее нервозность. Она даже заподозрила, что расточаемые Ване похвалы лишь заставляют Линду острее ощутить отсутствие в ее собственном сердце тепла к этому мальчику.
Но вот наступил день расставания. Флетчеры приехали в дом ребенка. Роль переводчика взял на себя Алан, потому что рядом с Сэрой Линда, похоже, чувствовала себя неуютно — может быть, немного ревновала к тому взаимопониманию, которое давно установилось между ней и Ваней. Прощаясь, Линда сказала, что любит Ваню и вернется, когда назначат день суда, чтобы увезти его в Англию, в новую жизнь. Ване не терпелось побольше узнать о комнате, которую для него приготовили. Он все приставал к Линде с расспросами. Особенно его занимало, есть ли там ночник и разрешат ли ему самому включать и выключать его. В первый раз за много дней Линда обняла Ваню. Все ушли, а он остался — вместе со своими надеждами.
Усаживаясь в машину, которая должна была везти все семейство в аэропорт, Линда впервые улыбнулась. На коленях у нее лежали два кремовых торта — сувениры из России.
Все последние дни Сэру так и подмывало напрямик спросить Линду: “Вы уверены, что Ваня действительно вам нужен?” Ей казалось, что мальчик ее раздражает. Однако она промолчала. Теперь, оглядываясь назад, она размышляет: “Я все силюсь понять, почему ничего тогда не сказала, хотя ее поведение становилось все более неприемлемым. Она продолжала утверждать, что не отступится и обязательно усыновит Ваню, но ее поступки свидетельствовали об обратном. И потом, ей пришлось отчаянно бороться, чтобы добиться того, чего она добилась. Но главным для меня было другое. Единственной альтернативой усыновления для Вани была смерть в психушке. Возможно, поэтому я и не проронила ни звука. Линда была его единственным спасением”.
18
Июль 1998 года
Рождественский пудинг в июле
Линда уехала — и как в воду канула. Она даже не потрудилась сообщить, что они благополучно добрались до дома. Ни разу не позвонила, чтобы узнать, как там Ваня. От нее не было ни слуху ни духу. После унизительной встречи Линды с госпожой Морозовой прошло больше двух недель, и вот шестеренки российской бюрократии со скрипом провернулись, чтобы родить новый список требований: еще пять документов, которые Линда должна была предоставить московским чиновникам.
На протяжении шести дней Сэра упорно пыталась дозвониться до Линды, но общалась лишь с автоответчиком. Она продолжала набирать номер, который успела выучить наизусть, попутно яростно сортируя вещи, скопившиеся за четыре года жизни в Москве.
Дай мне шанс 269 Паковщиков ждали со дня на день, а Сэра не понаслышке знала, что это — стихийное бедствие сродни торнадо.
Застав, наконец, Линду, Сэра постаралась, чтобы ее голос звучал не слишком пессимистично:
— Вы не поверите, Линда, но они опять недовольны! У них новые претензии к английскому агентству, выдавшему заключение об условиях содержания ребенка.
— Да?