увиливает от ответственности. А без нее “Ванина проблема” будет решена очень просто — его, пока она будет отдыхать, просто-напросто увезут в интернат № 30. В отсутствие Адели воспитательницы открыто называли Ваню “тяжелым” и жаловались, что устали от него. На его явный прогресс после пребывания в больнице № 58 никто не обратил внимания. Им не терпелось от него избавиться.
Ваня до того очаровал Рейчел, что она позволила ему посидеть за рулем. Потом они пошли провожать его через заснеженный двор, и он не скрывал огорчения, что приходится вылезать из машины. Сэра вела его за руку, и вдруг Ваня сердито сказал ей, что она держит его слишком крепко и ему больно: мальчик уже понял, что с теми, кто не работает в доме ребенка, можно свободно говорить обо всем.
Рейчел показала ему, как лепить и бросать снежки, — никому из воспитателей даже в голову не пришло, что и этому тоже детей надо учить. Но тут Ваня заметил Веру, которая шла им навстречу, и настроение у него сразу же испортилось.
— Зачем ты сказала, что я еду в интернат, если я туда не еду? — спросил ее Ваня таким тоном, словно разговаривал с ровесницей.
Потом он повернулся к Сэре:
— Я еду в Англию?
— Да, едешь.
— И больше не вернусь, нет?
Ваня понятия не имел, что такое Англия, но твердо знал, что там лучше, чем в его родном городе.
На снегу лежали мешки с пожертвованиями, и Ваня настоял на том, чтобы помочь внести их в дом. Он на все был готов, лишь бы походить на простого посетителя.
Они доставили Ваню в группу, и Дуся попросила Сэру и Рейчел ненадолго остаться и присмотреть за детьми. Едва за ней закрылась дверь, как дети словно с цепи сорвались, стали носиться по комнате и сбрасывать с полок игрушки. Но, заслышав шаги воспитательницы, мгновенно расселись по своим местам, явно боясь ее гнева. Дуся принесла обед — что-то серое, напоминающее яичницу, и зеленый горошек. Каждый получил по крошечному кусочку черного хлеба. Ваня попросил Сэру проводить его в туалет, и она пришла в ужас от того, как мальчик истощен. У него не было ягодиц. Чтобы он рос и набирался сил, его нужно было правильно кормить. Дима, которого Адель не отпустила в Голландию, выглядел совершенно несчастным. Дети, оставшиеся без строгого ока Дуси, все время его задирали. “Уже вернувшись домой, я все не могла избавиться от изумления, в очередной раз вызванного Ваней. Силе духа этого мальчика мог бы позавидовать и взрослый. Еще я отметила, что он стал отлично говорить, — вспоминает Сэра тот не самый счастливый день. — Как же мне хотелось забрать его домой и накормить до отвала!”
2
апреля 1998 года Через две недели произошло событие, утвердившее Сэру в ее худших подозрениях относительно трений Григория с чиновниками. Адвокат позвонил и сказал, что нуждается в ее помощи в связи с одним из российских документов. Речь шла о справке из министерства, подтверждающей, что Ваня не менее шести месяцев находился в списке на усыновление. Это означало, что российский гражданин имел возможность подать заявление на его усыновление до того, как это сделают иностранцы. Обычная бюрократическая закорючка.
— Как правило, министерству требуется две недели, чтобы ответить на запрос. Не могли бы вы им позвонить и ласково попросить ускорить процесс?
Иначе это будет тянуться до скончания века. Кстати, на носу майские праздники.
— А разве вы сами не можете это сделать?
— Лучше, если это сделаете вы, — стоял на своем Григорий. — Скажите, что вы родственница Линды, например ее двоюродная сестра.
— Двоюродная сестра, которая вдруг оказалась в Москве?
Флетчеры имели твердое намерение в мае прилететь в Москву и привезти недостающие документы. Если Григорий их получит, то появится слабая — невероятно слабая — надежда, что процесс усыновления завершится, пока они будут в Москве.
Сэра позвонила в министерство. Ответившая ей дама, судя по всему, была в курсе Ваниных проблем. Может быть даже, чиновницы в конце концов сжалились над ребенком, над которым вновь нависла угроза психушки. Однако голос дамы звучал спокойно и равнодушно, тогда как Сэра перешла на просительный тон.
— Мне известно, что документ должен быть готов к первому мая, но первого начинаются праздники. Не могли бы вы подготовить его немного раньше? Это нам очень помогло бы.
— Об этом не может быть и речи, — отрезала чиновница. — Документ будет готов по окончании майских праздников. Попробуйте позвонить одиннадцатого;
— Но тогда адвокат получит его в следующем месяце! Это слишком поздно.
— Что ж поделаешь.
В отчаянии Сэра предприняла еще одну попытку:
— Но ведь это всего лишь подтверждение того, что ребенок включен в список. Самый простой документ. Я бы очень просила вас подготовить его на этой неделе. Буду рада приехать сама и забрать его. Я живу в Москве.
Голос из холодного сделался ледяным.
— Это невозможно. Я не имею права нарушать официально установленные правила.
Сэра чувствовала возмущение и обиду. В голове у нее теснились не самые приятные мысли. Почему этой женщине так нравится быть недоброй? Почему Григорий просил, чтобы звонила она? Неужели между ним и этими тетками в министерстве идет открытая война? Телефонный разговор убедил Сэру в одном: кто-то наверху саботирует Ванино усыновление.
21 апреля 1998 года
На следующий день Сэра и Рейчел вновь поехали навестить Ваню. Зима отступила, день был солнечным и теплым. Малыши из Ваниной группы копошились в небольшом загончике. Воспитательница Дуся с трудом втиснулась туда же и понуро сидела, прислонившись к загородке, с совершенно измученным видом.
Пока одна пожилая женщина следила за дюжиной трехлеток, другие взрослые здесь же, во дворе, наслаждались весенним солнышком. Три охранника сидели на крыльце, курили, разгадывали кроссворды и слушали радио. Каждый месяц им меняли форму. Сегодня на них красовались новые головные уборы — похожие на флотские, с ленточками сзади.
Едва Сэра и Рейчел подошли к площадке, малыши потянулись к ним с криками: “Мама, мама!” Сэра взяла на руки девочку и передала ее Рейчел. Сама она занялась Анастасией, малышкой с синдромом Дауна, которая сама, без чьей-либо помощи, училась говорить.