что паковщики собрались сунуть самую тяжелую кастрюлю Le Creuset в ящик со стеклом.
— Но, Григорий, осталось всего двенадцать дней. Не думаю, что документы поспеют вовремя.
— Не важно. Забудьте о них. Судье они не нужны.
— Ради бога! Мы землю носом роем, чтобы их добыть, а вы говорите — не нужны.
— Ну да, ну да. Документы требовали в министерстве. Сейчас за все отвечает судья, а она сказала, что они ей не нужны.
Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Неужели бюрократов так легко обойти, словно в сюжете комикса? Григорий стоял на том, «что закон на его стороне. Но в одном судья была непреклонна. На слушании должны присутствовать оба приемных родителя. Если одного из них не будет, слушание перенесут на другой день. Григорий сказал Сэре, что она должна донести это до Флетчеров.
Сэра оставила послание о потрясающем достижении Григория на автоответчике Линды. День слушания дела был назначен, и чиновники больше ничего не могли поделать. Слушания — формальность, ведь судья уже принял документы. Все проблемы как будто остались позади. Оставался пустяк — предупредить Линду и Джорджа, чтобы вовремя приехали в Москву и присутствовали на слушаниях. И можно забирать Ваню с собой.
Сообщение на автоответчике Сэра оставила утром по английскому времени. Ни в тот день, ни на другой ответа не было. Вечером второго дня Сэра, наконец, застала Линду, и та призналась, что слышала сообщение, однако перезванивать не захотела. Она как раз собирала вещи, чтобы ехать на выходные. Ей нужен отдых. Вернется она в понедельник. В тот вечер Сэра доверила дневнику свои худшие предположения: Линда раздумала принимать Ваню в свою семью.
Приближался понедельник — решающий день. Вновь поверивший в себя Григорий отправил Линде факс. За два дня до этого президент России подписал закон о том, что в суде должны присутствовать оба приемных родителя. Утром Григорий переговорил с судьей, которая напомнила ему, что слушание будет отложено, если кто-то из приемных родителей не явится. Судья особенно подчеркнула, что обойти это требование невозможно. Тем временем Алан убедил “Бритиш эйруэйз" предоставить Флетчерам бесплатные билеты, чтобы они прилетели в Москву на судебное заседание и потом забрали Ваню с собой.
На сей раз долго ждать ответа не пришлось. После шести часов вечера заработал факс. Это было письмо, написанное от руки и адресованное суду. Линда сообщала, что ее полуторагодовалая внучка сломала ногу, и теперь она должна помогать дочери, присматривая за остальными детьми. Что, как частно практикующая медсестра, она не может ни с того ни с сего отменить назначенное пациентам время. Что ей пришлось бы взять в Москву своего пятнадцатилетнего сына, прервав его занятия и понеся дополнительные расходы. Что она готова послать в Москву своего мужа с доверенностью, подтверждающей его право представлять ее в суде.
Все эти отговорки гроша ломаного не стоили в сравнении с судьбой ребенка. Григорий просто фыркнул, услышав подобную чепуху. Ясно, что семья стушевалась перед трудностями усыновления.
Через два дня раздался звонок из “Бритиш эйруэйз”: собираются Флетчеры забирать свои билеты или нет? Последний срок: двенадцать ноль-ноль по Гринвичу. Попросили Рейчел дозвониться до Флетчеров и внушить Линде, что тянуть больше нельзя и пора принимать решение. Опять пришлось оставлять сообщение на автоответчике.
Линда ответила через два часа. В словах, которые она произносила, было много горечи и боли. Она отказывалась верить, что с билетами нельзя повременить. На нее оказывают недопустимое давления. Она ведь объяснила, почему не может выбраться в Москву, и привела достаточно веские причины. Она приедет в сентябре, как и обещала. В разгар лета собачьи гостиницы переполнены, а ей не на кого оставить своего пса. У внучки перелом ноги. Муж потеряет работу, если будет так часто отпрашиваться. И вообще, после обследования ее семьи, когда ее как будто публично раздели, ей нужно время, чтобы залечить психологические травмы. Но, несмотря ни на что, она не отказывается от усыновления.
Все окончательно запуталось. Линда не собиралась лететь в Москву, но и не собиралась отказываться от Вани. Парадокс!
Поздно вечером в квартире Сэры за кухонным столом собрался антикризисный комитет — обсудить, что происходит, и выработать план действий. Естественно, в роли эксперта выступила Мэри, которая не только объездила всю Россию, организуя усыновления брошенных детей, но и сама усыновила и удочерила восьмерых. На следующее утро она улетала в США, так что от нее ждали немедленного анализа ситуации.
Паковщики вымели из кухни все подчистую, но на верхней полке шкафа Сэра отыскала забытый рождественский пудинг. Они ели его со сметаной, запивая кофе.
Мэри объяснила, что главное в усыновлении — прочная душевная связь между матерью и ребенком. Если она есть, все уладится само собой. Мы должны понять мотивы, движущие приемной матерью, говорила Мэри. Существует два типа приемных матерей. Она взяла листок бумаги и разделила его пополам.
Дай мне шанс 277 В колонке “А", озаглавленной “Эгоизм", она написала: “У меня есть потребность, и ребенок должен ее удовлетворить”. В колонке “Б”, озаглавленной “Бескорыстие" — “У этого ребенка есть потребность, и я ее удовлетворю”.
Разумеется, предпочтительнее матери из колонки “Б”. Они готовы предоставить нуждающемуся ребенку место в сердце и в доме, да и свой банковский счет в придачу. Опыт показывает, что лучшие приемные матери получаются именно из них.
У женщины, которая думает об удовлетворении собственных потребностей и усыновляет ребенка ради самоутверждения, взаимоотношения с ним будут складываться гораздо драматичнее. Это приемные матери из колонки “А”. Честно говоря, заметила Мэри, мотивы обычно перемешаны, и чистые типы “А” и “Б” выделить очень трудно.
Когда Линда приехала в Москву в первый раз, она, по-видимому, была ярким образцом типа “Б” — свидетельством чему ее готовность приложить все силы, чтобы помочь Ване и принять его в свою семью. Но уже через год она скорее вписывалась в колонку “А” — по-прежнему хотела взять ребенка, но уже не ради его самого, а ради собственного самоутверждения в качестве матери.
— Что у нее случилось за этот год? — спросила Мэри, глядя на Сэру.
— Она теперь без конца говорит о внучке. Хотя в первый приезд и словом о ней не обмолвилась.
— Почему?
— Может, между ней и дочерью произошла размолвка? — Сэра вдруг