Пару секунд Арделлидис смотрел на врача с разинутым ртом, а потом задушил Фадиана поцелуем.
— Лапочка! Солнышко! — бормотал он дрожащим от радости голосом, покрывая поцелуями его лицо и руки. — Ты слышал, что сказал доктор? У нас будет маленький!
Фадиан страдальчески улыбался бледными губами.
— Вы ведь не выгоните меня с ребёнком, милорд?
— Ну что ты говоришь, счастье моё, никогда! — воскликнул Арделлидис пылко, расцеловав Фадиана. — Об этом и речи быть не может! Я скорее умру, чем расстанусь с тобой!
Джим улыбнулся: одна звёздочка на новом небе уже зажглась. Он не жалел, что остался и стал свидетелем этого радостного события. В шутку он заметил:
— Не многовато ли детей, мой дорогой?
— Что значит многовато? — нахмурился Арделлидис. — У меня это всего лишь четвёртый. У тебя самого пятеро, мой ангел, — тебе ли это говорить? Вот увидишь, мы тебя даже обгоним! — Он нежно прижал к себе Фадиана и поцеловал в лоб. — Будет ещё и пятый, и шестой — правда, моё сокровище?
Фадиан застонал и склонил голову ему на плечо.
— Меня ужасно мутит, — пожаловался он.
— Такое часто бывает, моя прелесть, — сказал Арделлидис. — Но ты не переживай, это можно уменьшить. Уж мы знаем, как! Всё будет хорошо, детка.
Можно было не сомневаться, что разговоров о разводе больше не будет. Окрылённый счастьем Арделлидис забыл обиду, нанесённую ему Фадианом, и теперь носился, исполняя малейшие его желания — поправляя подушки и поднося сок, открывая окно, оттого что Фадиану душно, а потом закрывая его, потому что его драгоценному сокровищу холодно. Нокс, усмехаясь, приводил в порядок гардеробную, развешивая разбросанные вещи по местам, а Джим вышел на балкон подышать весной. Сад вокруг особняка был устроен по-особому: между стволами огромных голубых зеонов были закреплены площадки со скамеечками и столиками, соединённые между собой подвесными мостиками. Кроны у зеонов располагались на одном стволе ступенчато, несколькими ярусами, и, находясь на площадке, можно было видеть голубую листву и над головой, и под ногами. Цвели зеоны розово-жёлтыми серёжками. Джим перешёл с балкона на ближайшую площадку и присел за столик. Весна в зеоновом саду пахла клейкой молодой листвой и пронзительной грустью, и Джим, закрыв глаза, вдруг представил за своим столиком Рэша, но это было так мучительно, что он тут же снова открыл глаза. Встав и подойдя к краю площадки, он уткнулся лбом в могучий ствол зеона, ощущая между зажмуренными веками и в горле солоноватую горечь. Сорвать фальшивое небо, как старые обои, и впустить в мир свежее дыхание перемен и настоящее солнце, в свете которого всё станет видеться по-другому. Но как дотянуться до неба, а главное — хватит ли сил пробить его?
— Вот ты где! — послышался голос Арделлидиса. — А я тебя везде искал! Что же ты сидишь здесь один, мой ангел?
На плечи Джима легли его руки. Джим боялся открыть глаза, чтобы тот не увидел его слёз, но обернуться всё-таки пришлось, потому что Арделлидис не отставал, спрашивая, что случилось. Увидев мокрые глаза Джима, он сначала нахмурился, а потом сказал:
— Я знаю, что тебе нужно, голубчик. Заведи молодого любовника. Разумеется, не такого молодого, как твой Лейлор, но как минимум лет на двадцать младше себя. Конечно, на него придётся потратиться, но поверь, оно того стоит. Вот увидишь, юная страстная особа в твоей постели сотворит с тобой чудеса, и вся твоя тоска и хандра улетучится, как будто её и не было.
— И где я возьму эту страстную особу? — усмехнулся Джим.
— Нашёл проблему! — фыркнул Арделлидис. — Я тебя с десятком таких познакомлю. Но будь готов к тому, что он будет тянуть из тебя деньги, дружок. Не позволяй ему вить из себя верёвки, но и не скупердяйничай слишком, балуй его в меру, но запомни: всё, что он от тебя получит, он должен будет отработать.
— Отработать? — непонимающе нахмурился Джим.
Арделлидис сложил губы в порочную, сладострастную улыбку и, нагнувшись к уху Джима, прошептал:
— Имей его, голубчик. Кувыркайся с ним всласть, а если начнёт ломаться — давай отставку, не церемонясь. Дай ему понять, что таких, как он, к тебе стоит целая очередь.
Джим передёрнул плечами, слегка шокированный.
— Нет, пожалуй, это не для меня, — пробормотал он. — Уж как-то это слишком… цинично.
— Ты должен чётко себе представлять, чего ты ожидаешь от отношений, — наставлял Арделлидис. — Не будь наивным и не ищи больших и чистых чувств там, где их не может быть. Но самое главное — не забывай предохраняться, чтобы не пришлось, как честному человеку… — Арделлидис хихикнул. — Если он тебе вдруг заявит, что ждёт ребёнка, — не ведись сразу: вполне может оказаться, что он просто разводит тебя на свадьбу. Без доказательств не может быть никаких разговоров. Но чтобы не было никаких неприятных неожиданностей, нужно тщательно предохраняться самому — это железное правило в таких делах, мой ангел.
Выслушав эти подробные наставления, Джим с сомнением покачал головой.
— Н-нет, — повторил он. — Не думаю, что это мне подходит.
— Ну, как знаешь, — усмехнулся Арделлидис. — Смотри, а то совсем засохнешь.
— Нет, — твёрдо сказал Джим. — Это не то, что мне нужно. Я не хочу тратить себя на сомнительные интрижки.
— Жизнь проходит быстро, голубчик, годы летят, — вздохнул Арделлидис. — Не успеешь оглянуться — а ты уже… старый.
Нет ничего нелепее, чем разговоры о старости, когда в волосах ещё нет ни одной седой ниточки, лицо по-прежнему свежее и гладкое, а фигура лёгкая и стройная, как в юности — так думал Джим, уже поздним вечером возвращаясь на своём флаере домой. Приглашение во дворец лежало на столике в спальне — обрывок фальшивой жизни, горсть ненужных слов, а сверху взирали холодные звёзды Бездны. Они не знали жалости и спрашивали напрямик, не принимая лжи, отговорок и полуправды, перед ними невозможно было покривить душой. Голос Бездны слышался как никогда призывно и громко, вызывая в душе Джима мучительный отклик, но взлететь мешал груз, сбросить который было не так-то просто.
Глава 14. Семейная встреча
Холлонитовые сердца сверкали алыми звёздами на шее, запястьях и безымянном пальце Лейлора, когда он вышел из флаера на посадочную площадку королевской резиденции. Его ноги были обуты в изящные золотистые туфельки, от которых по голеням вились затейливые сверкающие золотые узоры. Эти узоры были новейшим изобретением модельеров обуви: они сами разворачивались вверх по ноге при обувании туфель, а при снимании сворачивались. Лейлор с трудом выпросил у отца денег на покупку этих эксклюзивных туфель, одна пара которых, по выражению Джима, стоила как целый звездолёт. Но случай был всё-таки особый: не каждый день их приглашали во дворец.