— В каком измерении ты находишься?
Джим вздрогнул.
— Извини, у меня сегодня что-то все мысли вразброд, — ответил он, растерянно улыбнувшись. — Каша в голове.
Арделлидис вздохнул и тоскливо прильнул щекой к подушке. Джим снова попытался собраться с мыслями, чтобы сказать ему что-нибудь ободряющее, но к своему стыду так и не нашёл среди рваных бумажек ничего вразумительного. В дверь постучали, и послышался голос Нокса:
— Прощу прощения, ваша светлость.
Арделлидис приподнял голову и слезливо простонал:
— Нокс, мне не до тебя, уйди!
Вопреки воле хозяина, дворецкий всё-таки вошёл: очевидно, у него на это была важная причина. Учтиво поклонившись, он сказал:
— Ещё раз прошу меня извинить, милорд, но господин Фадиан, кажется, захворал. Думаю, ваша светлость, вам нужно на время отложить ваши ссоры.
Арделлидис нахмурился и сел.
— Что такое? Что с ним?
— Приступ дурноты, — ответил Нокс. — Я уложил его в постель.
— Странно, — озадаченно проговорил Арделлидис, вставая. — Только что он был здоровёхонек, и вдруг какая-то дурнота. — И неуверенно спросил, обращаясь к Джиму: — Быть может, он притворяется, чтобы меня разжалобить?
— Надо взглянуть на него, только и всего, — ответил Джим.
— Осмелюсь заметить, ваша светлость: я не думаю, что господин Фадиан притворяется, — сказал Нокс. — Я склонен полагать, что он действительно нездоров.
Фадиан полулежал на подушках, закутанный в одеяло, и вид у него действительно был очень бледный, болезненный и несчастный. Не без некоторого недоверия всмотревшись в него, Арделлидис подошёл.
— Нокс сказал, что тебе нехорошо, моя детка, — сказал он. — Что с тобой?
Фадиан не ответил, только смотрел на Арделлидиса несчастными, страдающими глазами раненного зверька. Этот взгляд был способен заставить дрогнуть даже камни, а сердце Арделлидиса было отнюдь не каменным. Он присел рядом с ним и озабоченно спросил:
— Что с тобой такое, голубчик? Что-нибудь болит?
Фадиан покачал головой и сник на подушку.
— Нокс, вызывай врача, — распорядился Арделлидис. — И попроси приехать по возможности поскорее.
— Сию минуту, милорд, — поклонился дворецкий.
Он вышел, а Арделлидис, склонившись над сжавшимся в комочек Фадианом, пожирал его взглядом, полным нежного беспокойства.
— Ах, это я во всём виноват! — сокрушался он. — Зачем я мучил мою детку своими глупыми придирками? Что я наделал, что я наделал!..
По просьбе Арделлидиса Джим остался дожидаться врача. Впрочем, он остался бы и без просьбы: внезапная болезнь юного Фадиана не на шутку встревожила его. Пока они ждали врача, Арделлидис не отходил от Фадиана ни на шаг, держа его за руку, ежеминутно прижимая его пальцы к своим губам и совершенно позабыв о своём намерении развестись. С искренней озабоченностью и беспокойством он расспрашивал Фадиана о его самочувствии, но тот предпочитал отмалчиваться. Только один раз он горько расплакался.
— Милорд, умоляю вас, не выгоняйте меня… Что я скажу родителям? Это такой позор!..
Глядя на его слёзы, Арделлидис сам был готов заплакать.
— Ну что ты, прелесть моя! — пробормотал он, прижимая руку Фадиана к своей груди. — Выгнать тебя? Какой вздор! У меня этого и в мыслях не было. Главное сейчас — чтобы с тобой всё было в порядке, мой сладкий. Это всё, что меня волнует.
— Я очень, очень люблю вас, милорд, — всхлипнул Фадиан. — Это правда, что бы там ни говорили!
— Я верю тебе, солнышко, верю. Успокойся.
Арделлидис запечатлел на дрожащих губах Фадиана нежный поцелуй и заключил его в объятия, устроившись в изголовье постели, а тот с детской доверчивостью склонил ему на грудь изящную голову, увенчанную тяжёлой короной из тёмно-рыжих локонов. У Джима появились догадки о причинах его нездоровья, но до приезда врача он пока держал их при себе.
Приехав, врач сразу достал всё необходимое для экспресс-анализа крови. Фадиан простонал:
— Только не это… Я ужасно боюсь крови.
— Потерпи, детка, я с тобой, — ласково успокаивал его Арделлидис.
— Мне нужен только ваш пальчик, — улыбнулся врач. — Всего одна капелька, это совсем не страшно.
Когда врач брал кровь, Фадиан зажмурился и уткнулся в грудь Арделлидиса. Тот широко раскрытыми от волнения глазами напряжённо наблюдал за всеми манипуляциями доктора, поглаживая Фадиана по волосам и ежесекундно спрашивая:
— Ну, что там, доктор? Что с ним?
— Минутку терпения, — проговорил врач, внимательно следя за отображением результатов анализа на экране. — Сейчас анализ завершится, и я всё вам скажу.
Наконец анализ был готов. Врач с улыбкой сказал:
— Ну, что ж… Могу вас успокоить: судя по картине крови, со здоровьем вашего спутника всё в порядке, ваша светлость. Волноваться нет причин — скорее, нужно радоваться. Я вас поздравляю: у вас будет малыш.
Пару секунд Арделлидис смотрел на врача с разинутым ртом, а потом задушил Фадиана поцелуем.
— Лапочка! Солнышко! — бормотал он дрожащим от радости голосом, покрывая поцелуями его лицо и руки. — Ты слышал, что сказал доктор? У нас будет маленький!
Фадиан страдальчески улыбался бледными губами.
— Вы ведь не выгоните меня с ребёнком, милорд?
— Ну что ты говоришь, счастье моё, никогда! — воскликнул Арделлидис пылко, расцеловав Фадиана. — Об этом и речи быть не может! Я скорее умру, чем расстанусь с тобой!
Джим улыбнулся: одна звёздочка на новом небе уже зажглась. Он не жалел, что остался и стал свидетелем этого радостного события. В шутку он заметил:
— Не многовато ли детей, мой дорогой?
— Что значит многовато? — нахмурился Арделлидис. — У меня это всего лишь четвёртый. У тебя самого пятеро, мой ангел, — тебе ли это говорить? Вот увидишь, мы тебя даже обгоним! — Он нежно прижал к себе Фадиана и поцеловал в лоб. — Будет ещё и пятый, и шестой — правда, моё сокровище?
Фадиан застонал и склонил голову ему на плечо.
— Меня ужасно мутит, — пожаловался он.
— Такое часто бывает, моя прелесть, — сказал Арделлидис. — Но ты не переживай, это можно уменьшить. Уж мы знаем, как! Всё будет хорошо, детка.