— Он открыл танцевальную студию. Занимаются у него все, от мала до велика.
Им встретились Арделлидис с Фадианом: эта парочка целовалась, ничего не видя вокруг себя. Кольцо рук Фадиана вокруг шеи не позволяло Арделлидису обернуться, а талия Фадиана, которая в скором будущем обещала располнеть, была в объятиях охваченного пылом Арделлидиса. Джим с Илидором и плетущийся позади них Лейлор оставили их позади.
В очередной раз оглянувшись на Лейлора, Илидор сказал:
— Пузырёк, ты чего всё время отстаёшь?
Отец тоже обернулся и только сейчас вдруг заметил:
— Лейлор, это что за комплект на тебе? Я не помню, чтобы у тебя такой был.
Лейлор вздрогнул и споткнулся. Что ответить? А отец принялся считать холлониты, насчитал двенадцать и накинулся на него с расспросами: откуда, кто, зачем, почему? Лейлор стоял, то хмурясь, то глупо улыбаясь, обводя взглядом беззаботные цветочки, густо увивающие зелёные стены лабиринта, и глазами умоляя Илидора спасти его, прекратить этот допрос. Но в глазах Илидора тоже был вопрос, и он молча ждал ответа, даже не думая спасать Лейлора.
— Чей это комплект? — сурово спросил отец.
Лейлор пробормотал:
— Мой.
— Я знаю все твои украшения, — возразил отец. — Такого я у тебя не видел, и у меня такого нет, следовательно, он новый. Я тебе ничего подобного не дарил, и сам ты этот гарнитур купить не мог: он слишком дорогой. Итак, отвечай: откуда у тебя взялись эти холлониты? Детка, это не пустяки! Ты хоть представляешь, сколько это стоит?
— Мне это… подарили, — выдавил Лейлор.
— Кто? — настойчиво допрашивал отец.
— Наверно, поклонник, — высказал Илидор предположение.
Отец посмотрел на него недоуменно.
— О чём ты говоришь, какой поклонник? Все его так называемые поклонники — такие же дети, как он сам! Никто из них не мог подарить ему такого! Или… — Брови отца нахмурились, в глазах отразилась какая-то догадка. — Или я чего-то не знаю, сынок?
Лейлор молчал, чувствуя в кишках ужасное обледенение. Если бы он мог, он перепрыгнул бы через стену лабиринта, но на такой фокус он был, конечно, не способен. Всё, что он сейчас мог, это молчать, то заливаясь краской, то бледнея.
— Ну, что ты молчишь, как воды в рот набрал? — воскликнул отец, теряя терпение. — От кого бы ты ни принял это, ты должен понимать, что такие подарки имеют под собой серьёзную подоплёку! Такие подарки можно брать, только если ты уверен, что у человека серьёзные намерения! Кто это тебе подарил? Отвечай!
Лейлор молчал. От дрожи в коленях он еле стоял на ногах, но упорно сжимал губы. А что, если взять и выпалить отцу, что это подарок короля?! Но за этим потянется и ночь в королевском номере «Оазиса», и утро, когда король сказал: «Это только начало», — но какой смысл, если теперь все признаки говорили о том, что это конец?!
Отец сурово поджал губы, и в его глазах появился грозный холодный блеск.
— Не хочешь говорить? Хорошо. Снимай!
Лейлор смотрел на него непонимающе. Отец протянул руку и повторил:
— Снимай всё это и отдай мне. Пока не скажешь, кто даритель, гарнитур будет у меня. Так, быстрее! Я жду.
Лейлор обратил на старшего брата полный мольбы взгляд, и Илидор дрогнул.
— Папуля, может быть, не надо так сурово? — попробовал он заступиться.
Отец гневно сверкнул глазами.
— Что значит «не надо»? Ты знаешь, откуда у него эти холлониты?
— Нет, но…
— Ну, если нет, тогда что ты можешь сказать? — перебил отец. И снова повторил Лейлору: — Я сказал, снимай и давай сюда! Сейчас же!
Из глаз Лейлора брызнули слёзы. Сорвав с себя кулон, браслеты и перстень, он бросил их в подставленную ладонь отца и побежал прочь. Илидор попытался его остановить и успокоить:
— Пузырёк, ну что ты! Не надо!
Лейлор вырвался от него.
— Отстань! Пусти!
Он побежал по лабиринту куда глаза глядят, не разбирая дороги и почти ничего не видя перед собой от слёз. Наткнувшись на тупик, он пару секунд затравленно озирался, а потом опустился на траву и заплакал, обхватив руками колени.
Король и Эсгин шли первую минуту молча. Рука Раданайта в белой перчатке держала Эсгина под локоть, и они в ногу ступали по ровно подстриженной траве.
— Что ты хотел мне сказать? — спросил Раданайт наконец. — Я слушаю, детка.
Его голос прозвучал устало и сухо. Он то поднимал рассеянный и скучающий взгляд к хмурому небу, то скользил им по зелёной стене, зачем-то на ходу сорвал белый цветок вьюнка, понюхал и бросил: у него не было запаха. Эсгин остановился.
— Ну, что? — спросил Раданайт нетерпеливо, также останавливаясь.
— У меня для тебя новость, — сказал Эсгин.
— Давай без долгих предисловий, — поморщился Раданайт.
Уголки губ Эсгина горько дрогнули.
— Хорошо, без предисловий, — сказал он глухо. — Я жду ребёнка.
Король пальцем в белой перчатке почесал бровь, нахмурился, потом поднял на Эсгина холодный пронзительный взгляд.
— Так… Ну, и как такое могло случиться? Я думал, ты понимаешь, что такого рода последствия крайне нежелательны.
— «Нежелательны», — горько усмехнулся Эсгин. — Ты так говоришь, будто это не живое существо, ребёнок, а какая-то вещь, от которой можно вот так просто взять и отказаться.
Взгляд Раданайта был холоден, как зимняя ночь.
— Именно, нежелательны, — повторил он. — Узаконить отношения с тобой я не могу из-за кровного родства, а ребёнок вне брака для короля… Сам понимаешь. До сих пор не было никаких проблем, и тут вдруг — пожалуйте! Ребёнок. Откуда он мог взяться? Ты что, забыл, как нужно предохраняться?
— Теперь уже неважно, кто из нас забыл, — сказал Эсгин.
— В самом деле, теперь неважно, — согласился король. — Ну, и что ты предлагаешь?
— Я… Я не знаю, — запнулся Эсгин. — Я думал, мы вместе решим…
— Как я подозреваю, ты хочешь переложить весь груз ответственности за решение на меня, — усмехнулся Раданайт.
— Не переложить, а только разделить его с тобой, — возразил Эсгин.
Вместе с тошнотой к его горлу вдруг подступил неприятный, едкий ком. Всё, что происходило между ними вот уже на протяжении десяти лет, лежало на его душе скользким налётом, от которого невозможно было очиститься. В этом не было ничего чистого, ничего прекрасного и настоящего, но это было зачем-то нужно Раданайту.