их.
И в то же время во многих сферах мы наблюдаем усиливающееся неприятие старых и романтичных форм репрезентации, иерархий и управления. Из-за концептуальных барьеров, которые онлайн-комьюнити часто бывает трудно преодолеть, и неспособности разобраться с собственной демократией (не говоря уж о той, которая правит в обществе), классические неформальные формы репрезентации захватывают эту нишу. Это часть более широкого процесса нормализации, при котором сети интегрируются в существующие стили управления и институциональные ритуалы. Но прогресс сетевых технологий не является линейным или необратимым, что часто мерещится технически наивным НКО. Часто бывает сложно признать, что сфера власти (определение повестки дня, принятие решений) существует относительно автономно от технологической сферы – в виде F2F-встреч, лицом к лицу. Вместо этого мы все держимся за идею, что децентрализованные сети каким-то образом самостоятельно со временем нейтрализуют власть. Между тем, сетевые среды также создают специфические диспозитивы, координирующие новые формы власти, которые состоят из множества элементов. Исследование этих новых элементов – заявлений, норм, стандартов, практик и институтов – как ансамбля, организующего перевод власти в знание и знания во власть, – выходит далеко за рамки нынешнего диалога об информационном обществе. Оно также выходит за рамки любых попыток найти и заменить информацию знанием и обнаружить и идентифицировать объект нетворкинга, не говоря уж о его цели.
12. Оккупай и политика организованных сетей (2015)
«Я позабыл о своих сетевых экстерналиях» – «Мы идем медленно, потому что наш путь далек» (сапатистская поговорка)
«Поиск смысла жизни в одиночку – это антропологическая иллюзия» (Д’Алиса, Каллис и Демария)
«Нам нужна помощь от тех, кто носит костюмы, много учился, высказывается по делу и готов за свое дело умереть» (Джонатан Брун в Adbusters)
«Душа не видит ничего, что не причиняло бы ей боль при размышлении» (Паскаль)
«Благодаря неизвестным алгоритмам Suite А [286] я чувствую себя в безопасности» (Йохан Сйерпстра)
«Я в щитлисте у злобной белки»
Присоединяйтесь к объектно-ориентированным людям
«Когда философия отстой, а ты нет»
«Встретимся в 5 вечера в Клоаке для Тупых»
«Мой профиль на сайте знакомств был переписан гострайтером»
«Встречайте соавтора Идиократической Конституции»
Военно-предпринимательский комплекс: «Они настолько ужасны, что способны на это, но настолько ли они свихнувшиеся?»
«Надо создать антикикстартер, когда ты платишь за то, чтобы некоторые вещи не появились на свет» (Джерри Канаван)
«Увядание социальных медиа: руинная эстетика в peer-to-peer организациях» (диссертация)
«Забудьте об аналитиках данных: нам нужны дворники данных»
Сетевой активизм повзрослел, и его можно сравнивать с гендерной и экологической борьбой [287]. Мы живем в эпоху Wikileaks, Anonymous, DDoS-атак на критическую инфраструктуру и Эдварда Сноудена, которые захватили воображение всей планеты. Для институтов этот сетевой мир долгое время оставался terra incognita. Коммуникация здесь перестает быть роскошью и превращается в более серьезную проблему, для которой уже не приемлемы тактики, разработанные для борьбы в гетто. Но как измерить этот масштаб? Нам уже не обязательно смотреть на аналитику социальных медиа, чтобы оценить размах явления. Сегодняшний сетевой активизм налаживает связь между взаимодействием и действием и ставит ребром вопрос организации. Как создать искусство коллективной координации? Как пойти дальше лайков и устраивать события, которые действительно имеют вес? Есть ли место для технологий в процессе принятия решений? И как сравнить движения, выросшие за счет социальных медиа, с традиционными институциональными формами политики типа НГО и партий? Как этим движениям обрести устойчивую форму самоорганизации?
Мы все еще пытаемся понять, что произошло в течение 2011 года, этого припозднившегося года протеста, начавшегося с Арабской весны, с кульминацией в виде движения Оккупай, о чем писал Славой Жижек в своей книге «Год невозможного. Искусство мечтать опасно». Почему потребовалось три-четыре года после финансового кризиса 2008 года, чтобы эти движения разрослись – и почему мы уже столько же пытаемся интерпретировать эти глобальные события? Почему нужен был перерыв в 2012 («Пауза – народу?»), после чего новая волна протестов началась в Болгарии, Швеции, Турции, Бразилии и Украине? [288] Почему 2011-й не дал более масштабный толчок? Как так получается, что массовая мобилизация политических страстей быстро нейтрализуется и абсорбируется доминирующим статус-кво? Неужели активистская энергия действительно не способна породить политико-технологические инфраструктуры, которые будут жить и после спектакля события? Оптимально ли мы используем нашу медлительность-по-дизайну при обдумывании тактик, которые необходимы движениям? И почему этим движениям так сложно перегруппировываться и возвращаться на арену истории?
Как пишет Дэвид ДеГроу, «благодаря Anonymous, Оккупай и Движению 99 процентов мы коллективно доказали, что децентрализованные самоорганизующиеся сети, состоящие из схоже мыслящих людей, могут всколыхнуть весь мир. Однако у нас не было стратегии для выхода, а также ресурсов для создания такого устойчивого движения, которое действительно может привести к изменениям и необходимой общественной эволюции» [289]. Эта дискуссия никоим образом не сводится к (переоцененной) роли социальных медиа и мобильных телефонов в ходе этих массовых мобилизаций. Нам нужно задаться вопросом, что же означает эта герменевтическая задержка в эпоху, когда информация о событиях движется со скоростью света благодаря работающим в режиме реального времени цифровым сетям? Согласно Майклу Левитину, «в своей основе Оккупай был движением, которое ограничивалось собственными противоречиями: его заполняли лидеры, которые заявляли об отсутствии лидеров, оно управлялось структурой, направленной на достижение консенсуса, но никогда этого консенсуса не достигавшей, а также пыталось трансформировать политику, отказываясь при этом становиться политическим. Как это бы ни было иронично, влияние движения, которое многие наблюдали через зеркало заднего вида, становится со временем только сильнее и очевидней» [290].
Даже корпоративный мир присоединяется к этой рефлексивной феерии, беспокоясь о стратегиях, не подразумевающих лидерство, и напоминая всем нам, что просто использование социальных медиа не влечет за собой появление конкретного плана. Представители Google Эрик Шмидт и Джаред Коэн отмечали, что «будущие революции породят множество знаменитостей, но этот аспект построения движений замедлит развитие лидерства, необходимого для завершения работы. Технологии могут помочь найти людей с лидерскими навыками – мыслителей, интеллектуалов и прочих, но они не могут их создать. Народные выступления могут смещать диктаторов, но они становятся успешными только после этого, когда у оппозиции есть хороший план, который она способна выполнить. Создание страницы в Facebook – это не создание плана. Успех революции предопределяют реальные исполнительские навыки» [291].
Кажется, что Силиконовой долине и самой не помешала бы саморефлексия, так как пока что она не проявляла особого интереса к демократизации «исполнительских навыков».