предлагаю господину Блумгрену в течение десяти секунд сообщить мне, куда он его увез. В благодарность я обещаю не позволить женщине, которая сейчас находится в саду, перегрызть горло вам и вашей жене.
Бледный Харри Блумгрен ничего не сказал.
– Если помимо этого, – продолжила Номбеко, – вы на неопределенное время предоставите в наше пользование вашу машину, то я даю вам слово, что мы, возможно, когда-нибудь вам ее вернем, а прямо сейчас не разнесем вдребезги ваш монетоприемник и не подожжем ваш дом.
Маргарета Блумгрен уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но супруг пресек ее попытку:
– Тихо, Маргарета, я все улажу.
– До сих пор все мои предложения были сделаны в любезной форме, – повысила голос Номбеко. – Но возможно, господин Блумгрен предпочитает более жесткий разговор?
Все уладить Харри Блумгрен, похоже, собирался с помощью упорного молчания в ответ на любой вопрос. Маргарета снова попыталась было что-то сказать, но Номбеко успела раньше:
– Кстати, фру Блумгрен, вы сами вышили эту дорожку на столе?
От резкой смены темы Маргарета растерялась.
– Да, а что? – ответила она.
– Очень красивая, – сказала Номбеко. – Не хотите, чтобы я запихнула ее вам в глотку?
Из сада этот диалог слышали Хольгер-2 и юная злюка.
– Моя девушка, – сказал Хольгер-2.
Не везет – так уж не везет. Разумеется, бомбу доставили в тот единственный на земле-матушке пункт приема металлолома, куда доставлять ее ни в коем случае было нельзя – в Гнесте на Фредсгатан, 9. Харри Блумгрен не сомневался, что теперь их жизнь повисла на волоске. И признался, что ночью они с женой отбуксировали бомбу на прицепе именно туда. Они надеялись быстро сдать ее Руне Рунессону, но по соседству с приемным пунктом творилось какое-то светопреставление. Два здания всего в полусотне метров дальше пылали огнем. Часть дороги была перекрыта, так что заехать на площадку к Руне не представлялось возможным.
Сам Руне успел проснуться и отправился в контору, чтобы принять ночную поставку, но в сложившейся ситуации ничем помочь им не смог. Прицеп с металлоломом пришлось бросить на улице за полицейским ограждением. Рунессон обещал позвонить, когда оно будет убрано, и пригласить для завершения сделки.
– Хорошо, – сказала Номбеко, когда Харри Блумгрен сообщил все, что мог сообщить. – А теперь катитесь оба к черту, будьте так любезны.
Покинув кухню супругов, она велела юной злюке сесть за руль машины Харри Блумгрена, Хольгеру-1 – на переднее сиденье, а сама вместе с Хольгером-2 устроилась на заднем – для выработки совместной стратегии.
– Вперед, – скомандовала она, хотя юная злюка уже и так дала по газам.
И по пути снесла то, что еще оставалось от забора супругов Блумгрен.
Глава 16
Об изумленном агенте и о графине, которая выращивала картошку
Агент Б служил МОССАД и Израилю почти тридцать лет. Родился он в Нью-Йорке, во время войны, и в 1949 году, сразу после образования Еврейского государства, еще ребенком переехал с родителями в Иерусалим.
Уже в двадцать лет он отправился на свое первое заграничное задание – внедриться в левые студенческие круги Гарварда для фиксации и анализа антиизраильских настроений.
Поскольку его родители выросли в Германии, откуда им удалось бежать в 1936 году, агент Б к тому же свободно говорил по-немецки. В семидесятые годы это позволило ему заняться оперативной работой в ГДР, где он почти семь лет прослужил восточным немцем. Среди прочего он притворялся болельщиком футбольного клуба «Карл-Маркс-Штадт».
Притворяться пришлось всего несколько месяцев. Скоро он стал таким же заядлым фанатом, как тысячи объектов наблюдения вокруг. Даже после того, как капитализму удалось раздеть коммунизм до трусов и город, а вместе с ним и любимая команда сменили имя, Б остался ей верен. В знак тайного и отчасти ребяческого преклонения перед одним из никому не известных, но многообещающих юниоров Б стал работать под неброским, но благозвучным псевдонимом Михаэль Баллак. Оригинал, вдобавок к тому, что был амбидекстром – то бишь бил как с правой, так и с левой, – отличался изобретательностью и стратегическим чутьем. Его ждало блестящее будущее. Агент Б ощущал с ним несомненное внутреннее сродство.
Б временно находился в Копенгагене, когда от коллеги А пришел рапорт о том, что след бомбы обнаружен в Стокгольме и окрестностях. Это был прорыв. Вскоре после этого А исчез с радаров, и Б получил из Тель-Авива санкцию отправиться на поиски коллеги.
Он вылетел утренним рейсом 15 августа и взял в аэропорту Арланда машину напрокат. Первым делом он устремился по тому адресу, который коллега А, по его собственным словам, намеревался проверить накануне. Б изо всех сил старался не превышать скорость, чтобы не замарать славного имени амбидекстра.
Доехав до Гнесты, он аккуратно свернул на Фредсгатан, и… Что же предстало его глазам? Полицейское оцепление? А также выгоревший квартал, множество полиции, фургоны телевизионщиков и толпы зевак.
А что это там такое лежит в прицепе? Неужели?.. Быть того не может. Исключено. И все-таки… Ведь это же…
Внезапно рядом с агентом Б возникла она.
– Привет, агент, – сказала Номбеко. – Все ли у вас благополучно?
Она даже не удивилась, увидев его, стоящего у самой ленты ограждения и пялящегося на прицеп с бомбой. Почему бы агенту там и не стоять, коль скоро все остальное, чего не может быть, вполне себе случилось?
Агент Б оторвал взгляд от бомбы, повернул голову и увидел… Уборщицу! Сперва украденный ящик в прицепе, а потом и саму похитительницу. Что происходит?
Номбеко ощущала странное спокойствие. Она понимала, что агент лишился и дара речи, и возможности хоть что-то предпринять: в непосредственной близости от них болталось не меньше пятидесяти полицейских плюс еще пара сотен человек, включая половину всех шведских СМИ.
– Красиво, правда? – сказала Номбеко, кивнув на обугленный ящик.
Б не ответил.
Рядом с Номбеко встал Хольгер-2.
– Хольгер, – представился он и, поддавшись внезапному порыву, протянул руку.
Б посмотрел на его руку, но пожимать ее не стал, а вместо этого обратился к Номбеко.
– Где мой коллега? – спросил он. – Там, в развалинах?
– Нет. Последнее, что я о нем слышала, что он направлялся в Таллинн. Но добрался туда или нет, не знаю.
– Таллинн?
– Если он туда добрался, – сказала Номбеко и знаком велела юной злюке сдать немного назад. Пока Хольгер-2 цеплял прицеп к машине, Номбеко попросила у агента прощения. У нее срочные дела, так что ей с друзьями пора. Поговорить они смогут в другой раз. Если, на беду, встретятся снова.
– Счастливо, агент, – сказала Номбеко, усаживаясь на заднее сиденье рядом со вторым номером.
В ответ