Та комната и шкаф резной,
Диван с накидкой кружевной
И на плите фырчащий чайник,
В кистях портьеры на окне,
И "Остров мёртвых" на стене,
И пеньюар, навстречу мне
Распахнутый, как бы случайно…
Что нам за радости даны?
Саарбрюкен. Улицы темны.
Дитя проигранной войны,
Ты ничему давно не рада.
Плечом подёрнуть, соблазнять…
И вот выходишь ты опять
Себя на улице продать
Всего за плитку шоколада.
Да мне ль тебя судить? Ну, нет!
О нищем счастье нищий бред.
И если чудеса тех лет
Отыщутся когда-то после —
Их не узнают, не поймут
Но люди так ведь и живут,
А поцелуи их бредут
За ними вслед, как отсвет поздний.
Ну что мне в жизни может дать —
Постели и тела менять?
Себе всё время изменять?
Как будто смена декораций
Откроет новые края!
И словно я — опять не я,
Но будет снова тень моя
В руках похожих раздеваться…
Душе не легче, не трудней,
Миг счастья — мига не длинней.
Что ж делать с этой кучкой дней,
Что делать с этими ночами?
Там, где я жил, где умирал,
Любил… Да нет — квартировал!
Как шум проспектов, я стихал,
Как город, уходил в молчанье.
Дурацкие года, пока
Мы строим замки из песка,
Любовь мелькает и тоска,
Смешенье мыслей и агоний.
На швайку шило я менял,
Псов от волков не отличал,
И если плохо роль сыграл,
То значит — ничего не понял!
Есть в городе квартал такой,
Между казармой и рекой.
Там расцветали в час ночной,
Как цвет люцерны, груди Лолы…
Я никого не знал нежней.
В борделе меж цветных огней
Я столько раз ложился с ней
Под заиканья пианолы!
Её волос густой поток
Стекал чуть ни до самых ног…
Любой и каждый, впрочем, мог
Хоть в будни с ней, хоть в воскресенье.
Она всё занята была:
Солдата своего ждала,
Копила деньги и жила
Надеждою на возвращенье.
Полно в Саарбрюкене солдат,
А к ночи — штатские спешат:
Тебе ведь, Лола, каждый рад!
Накрась ресницы — рассветало,
Ещё по рюмке, и пора…
Так глупо кончилась игра:
Однажды, в пять часов утра —
Хмельной драгун… Удар кинжала…
Всё гуще небо и мрачней.
Вот пролетел косяк гусей
Над набережною моей
(Река — темней пивной бутылки…).
Глазами я их провожал,
Их горький крик меня пронзал,
И показалось — я узнал
В нём Райнера Марию Рильке…
ЖОРЖ БРАССЕНС
383.
ЗАВЕЩАНИЕ
Я словно ива загрущу,
Когда Господь, отмерив дни,
Мне скажет, хлопнув по плечу:
— Так есть ли Я? Пойди взгляни!
Тогда поминки справлю я
По всем на свете — пей до дна! -
Ещё стоит ли та сосна,
Что мне на гроб пойти должна?
Я б на кладбище в этот раз
Кружной дорогой зашагал,
Я просачкую смертный час,
Как раньше в школе сачковал.
Пускай меня ханжа любой
Последним психом назовёт,
Пускай ворчит — я в мир иной
Отправлюсь задницей вперёд!
Но до того, как флиртовать
В аду с фантомами блядей,
Ещё подружку бы обнять,
Ещё залезть под юбку ей,
Ещё раз ей "люблю" шепнуть,
Глаз не сводя с её лица,
И хризантему протянуть:
Что ж, это — роза мертвеца!
Пусть Бог внушит моей жене,
Что я всегда был верный друг.
Чтоб уронить слезу по мне,
Ей не понадобится лук…
И лучше б муж её второй
Был точно роста моего,
Чтобы пиджак потёртый мой
Налез, не лопнув, на него.
Моё вино, мою жену
И трубку я отдать готов,
Но пусть — иначе прокляну! -
Не трогает моих котов!
Хоть был я человек не злой,
Но чуть обидит одного —
Тотчас же грозный призрак мой
Придёт преследовать его!
Вот жёлтый лист упал во прах,
И завещанье надо спеть.
Пускай напишут на дверях:
"Закрыто. Перерыв на смерть."
Зато уж от больных зубов
Меня избавит смертный сон…
Заройте без надгробных слов
В могиле братской всех времён
384.
И МЕДНЫЕ TPYБЫ
Я сторонюсь всего, что шумно и публично,
Живу себе в тени, почти что буколично,
Я славе не хочу платить собой оброк,
На лавровых венках я дрыхну как сурок.
А мне твердят кругом — раз у тебя есть имя,
То ты в большом долгу перед людьми простыми,
Чтоб славу поддержать, мол, выстави на свет
Все потроха свои и каждый свой секрет.
О, трубы
Славы стоустой!
А проку
От вас не густо…
Могу ли я забыть простую осторожность,
Хотя реклама мне охотно даст возможность
Подробно рассказать о том срыванье роз,
При коем так важна экстравагантность поз.
Но если рассказать, какие Пенелопы
Когда и где и как мне подставляли попы,
О, сколько на земле прибавится блядей,
И сколько пуль схвачу я от своих друзей!
Эксгибиционизм претит моей природе,
Болезненно стыдлив я при честном народе:
Известную деталь не видит взор ничей,
Помимо баб моих или моих врачей.
Я вовсе не хочу бить в барабаны хером,
Чтоб выбить гонорар досужим хроникерам,
Мне вовсе ни к чему искать скандальных сцен,
Как флаг перед толпой вздымая старый член.
Одна из светских дам ждала меня нередко
В своем особняке на шёлковой кушетке,
И — что rpexa таить — принёс я от неё
В известных волосах известное зверьё.
Но кто мне право дал для шума и рекламы
Так посяrать на честь прекрасной этой дамы,
Чтоб в чей-то микрофон рассказывать о ней:
Сама маркиэа Эн мне напустила вшей!
На небе ложе мне почти уже готово —
Не зря отец Дюваль своё замолвил слово.
Друг другу мы грехи привыкли отпускать —
Ему к лицу "аминь", а мне — "ебёна мать"…
Но разве стану я писать во все газеты,
Что раз его застал я у моей Лизетты.
Под пение псалма — не вру, чтоб я оглох! -
В тонзуре у него она искала блох!
Но с кем же, чёрт возьми, я должен спать отныне,
Чтоб развязать уста бессовестной богине?
Гитару прочь с колен — и стану знаменит,
Любой кинозвездой гитару заменив!
Чтоб возбуждать толпу и журналистов тоже,
Которая из звёзд мне одолжить предложит
Свой популярный круп, а может быть, как знать
В придачу две горы, чтоб альпинистом стать?!
Трубили бы вовсю, наверно, трубы славы,
Когда бы я болтал налево и направо,
И бёдрами качал, как та мадмуазель,
И тут же удирал стыдливо, как газель…
Но непонятно мне, скажу вам между нами,
Зачем играть в любовь, переменясь ролями?
Тем более — сей грех немного славы даст:
Давно уж не в цене банальный педераст.
Есть тысяча один рецепт и кроме этих
Для тех, кто хочет фи-гурировать в газете,
Я ж для людей пою, а если не хотят —
Все песни я готов заткнуть в гитару взад!
Мне вовсе ни к чему блестящая обуза,
Я песенки пою, почёсывая пузо,
И славе не хочу платить собой оброк:
На лавровых венках я дрыхну, как сурок.
0, трубы
Славы стоустой!
А nроку
От вас не густо…
ЖАК БРЕЛЬ
385.
АМСТЕРДАМ
Вот он — порт Амстердам.
Тут поют моряки
От невнятной тоски
На пути в Амстердам.
Тёмный порт Амстердам,
Там, где спят моряки,
По пустым берегам,
Как без ветра флажки.
Грязный порт Амстердам,
Там, где мрут моряки
Среди пива и драм
От рассветной тоски.
Странный порт Амстердам,
Рай земной морякам —
Из густой духоты
Их родит океан.
Старый порт Амстердам…
О, как жрут моряки!
Пятна по скатертям
От вина и трески.
Только зубы блестят
И удачу грызут —
Звёзды с неба сжуют
И соляркой запьют!
Рыбой пахнет весь мир —
По три порции взять,
И ручищами кружку,
И — рыбы опять…
Только громко поржать,
Да словечко загнуть,
Да вставая, ширинки
Кой-как застегнуть…
Шумный порт Амстердам —
Так танцуют они:
Трутся брюхом о брюхо,
Облапивши дам.