смысл ее жизни.
Так же и у него, Колесникова. Он – художник! Неудачливый, раз его искусство даже его самого может прокормить с трудом. Но что это меняет?
Постоянный доход решил бы все проблемы. Уважение жены, возможность заниматься творчеством, Левушкин детский сад, школа, кружки – все можно было бы купить, будь у него хотя бы… Эх, да хоть сколько-то! Крыша над головой есть, спасибо родителям за наследство. Мастерская – прекрасная! Будь Майина воля, она бы выжила его отсюда.
Деньги, деньги… Мысль о деньгах стала его постоянным спутником. Он даже провел небольшое расследование, не осталось ли недвижимости от его двоюродного дяди, умершего пару лет назад. В то время ему и в голову не пришло этим интересоваться: дядюшка был вполне обычный нищий пенсионер, живущий с крохотного огорода где-то в Тульской области. Но потом начались все эти случаи со звонками… Мошенники облапошивали стариков. Представлялись сотрудниками банка или полиции и убеждали, что нужно срочно снять средства со счета и перевести на другой… А там – ну, понятное дело: деньги исчезали за минуту. Майя возмущалась, твердила, что полиция и банки в сговоре, такой масштаб преступлений немыслим без серьезной поддержки.
Колесникова намного сильнее поразили суммы, которые хранились в заначках у стариков. Вот, скажем, бедная пенсионерка, всю жизнь трудилась медсестрой. Откуда на счету несколько миллионов?
Его так занимал этот вопрос, что он даже отыскал интервью с несчастной женщиной. Прочел, что она откладывала всю жизнь, работала до последнего времени, мало тратила на себя… Прикинул: да, вполне по силам скопить.
Так, может, и у дядюшки были средства? А если допустить, что старичок-пенсионер картошкой приторговывал по осени или яблоками…
Колесников столько надежд возлагал на то, что дядя окажется подпольным миллионером, что, когда получил ответ, не сразу поверил. Еще некоторое время лелеял мечту о наследстве. Прикидывал, что купит в первую очередь, во вторую…
Потом сам над собой смеялся сквозь слезы. Нашелся наследничек!
Он перестал выбираться на встречи с приятелями, вместе с ним когда-то добившимися членства в Союзе художников России. Каждому есть чем похвастаться. И только он – ворона, вот только не белая среди черных, а самая обычная, серая, среди павлинов, зимородков и лебедей.
Некоторое извращенное утешение Колесников обрел в том, чтобы сопровождать Майю на собрания художников ее круга. Среди тех, кто входил в Имперский союз, он мог почувствовать себя значительным. Разглядывал их произведения – и хохотал про себя. Профаны! А го´нору-то, го´нору!
Справедливости ради, были среди них и те, кто заслуживал уважения. Казалось бы, что нового можно сказать в пейзаже? Но Ломовцеву удавалось. Ульяшин, опять же… Крепок, крепок, не отнять! Вот что значит классическая школа живописи! Это вам не совы с драконами.
В последнюю неделю кое-что произошло… Он наблюдал за женой, за ее дружками. Без зазрения совести подслушал, что она наплела частным детективам.
Вранье на вранье.
Но зачем, зачем?
* * *
Сначала к нему пришла полиция. Колесникова долго мурыжили, задавали одни и те же вопросы, потом заставили прийти в отделение, сняли отпечатки… Там было накурено, как в привокзальном сортире. По возвращении домой он швырнул вонючую рубашку в бак.
Затем явились частные сыщики. К этому времени Андрей успел прийти в себя. Поиграл с Левушкой. Слушал его милую болтовню и успокаивался. Все пройдет, все пройдет… Останется сын у него на коленях. Вечерний свет. Запах краски.
Старший из детективов выглядел усталым. Казалось, он прибавил в весе за те несколько дней, что Колесников его не видел. Младший спросил, не собирался ли он укладывать ребенка.
– Нет, только через час. Я попрошу соседку с ним посидеть.
Колесников отвел Левушку в соседнюю квартиру и вернулся.
– Вы пришли по поводу убийства Пети. – Он не спрашивал, а констатировал факт. – Меня допрашивали сегодня днем.
– Допрашивали? Разве вы подозреваемый? – нахмурился Сергей.
– М-м-м… Нет. Кажется, нет. Меня, во всяком случае, ни о чем таком не извещали.
– Тогда это не допрос.
– Знаете, как на духу, – устало сказал Колесников. – Меня эти нюансы не очень волнуют. Мы с Петькой вместе учились. Он был самым взрослым у нас на курсе, мы над ним подшучивали. Называли Дедом. У него еще в те времена была борода… гномья такая, окладистая. Художника из него не вышло, таланта не хватило, переквалифицировался в ювелиры – чем-то таким он и в юности занимался. И вот тут развернулся, преуспел. И борода кстати пришлась. Ювелирам идет быть с бородой.
А теперь гном-бородач-золотые руки мертв. Валялся, говорят, целый час в подворотне, пока его не нашли.
– Ваш телефон – один из тех, по которым он звонил в последние сутки перед смертью, – сказал Макар.
– Да, и я ему звонил, – вздохнул Колесников. Они, конечно, уже знали. Просто дожидались, пока он сам об этом заговорит. – Я заказывал у него подарок для жены. У нее день рождения через месяц. С прошлым вышло нехорошо. В этом году я решил исправиться. Пришел к Пете, мы обсудили, что я хочу и можно ли сделать это подешевле. Он на самом деле здорово мне помог. Я даже не ожидал.
– Вы с ним часто встречались?
Он потер лоб.
– Да нет… Изредка созванивались.
– А за последний месяц вы были у него трижды.
– И я у него был, и он мне звонил, – подтвердил Колесников. – А Майя с ним общалась помимо меня. Она вообще-то сама в состоянии заказывать себе всякие цацки. Ей нравилось, что придумывает Петька. У него отличный вкус, и он понимает, что нужно клиенту. Ей он недавно делал ожерелье из омедненных листьев. Гальванопластика, знаете? Лист высушивается, затем опускается в медь в специальной установке. Петька мне показывал – увлекательное зрелище! Часов семь его там выдерживают. Затем обжигают, отбеливают, покрывают патиной… Красиво получается. Все прожилки видны, весь рисунок листа…
Он закрыл лицо руками.
Частные сыщики хранили молчание. Колесников посидел, уткнувшись в ладони, тяжело вздохнул, поднял лицо, чувствуя прилившую кровь. Казалось, оно распухло за день.
– Да вы спрашивайте, – сказал он. – Не беспокойтесь за мое психическое состояние. Рыдать не начну.
– Петр был чем-то обеспокоен во время вашего последнего разговора?
Он немного подумал и кивнул.
– Вы уверены? – подался к нему Макар.
– Да. Он был какой-то нервный. Говорил сбивчиво. Собственно, он звонил мне, чтобы предъявить претензии…
– По поводу?..
– Я затянул с оплатой. По разгильдяйству затянул, а не потому, что вообще не собирался платить. И он как-то странно себя повел… Бормотал, что я его должник. Как будто я ему миллионы задолжал, а не те копейки, которые стоило украшение. В общем, я с ним грубо обошелся. Осадил его. Сказал, что все оплачу и пусть не звонит мне больше. Сорвался на него. Глупо, нелепо…
– У Петра были враги?
– Я не знаю. Мы ведь не друзья, просто бывшие однокашники. Если встречались изредка, то