опирался на чемодан, и рванул ворот его рубашки. Пуговицы поскакали по полу.
– Подозрение на инфаркт, мужчина, шестьдесят лет! – быстро сказал он в телефонную трубку и продиктовал адрес.
Встал, настежь распахнул окно. В комнату ворвался холодный осенний воздух. Макар проверил пульс на сонной артерии. Жилка под его пальцами билась как сумасшедшая. Павел Андреевич тихо простонал и обмяк.
Любовь Петровна обернулась, разобрав, что за спиной происходит что-то неправильное. Воспользовавшись этим, натурщица вырвалась, без единого звука метнулась в коридор и исчезла в недрах ульяшинской квартиры.
Спустя некоторое время щелкнул замок, хлопнула входная дверь, и быстрые девичьи шаги простучали на лестничной клетке.
Илюшин этого уже не слышал. Он считал про себя в такт нажатиям: «Десять… двенадцать… пятнадцать…».
* * *
Илюшин подумывал зайти в кафе: отпиться зеленым чаем, прийти в себя. Но ноги сами понесли его в подъезд, и Макар ввалился в квартиру, чувствуя себя таким уставшим, словно сердечной реанимации подвергался он сам.
Тут же зазвонил телефон.
– Ты где? – спросил Сергей.
– Был у Ульяшина… – Макар в кроссовках прошлепал в спальню и упал на кровать. – Его при мне увезли в больницу. Инфаркт.
– Да иди ты… – не поверил Бабкин.
– Серьезно.
В телефоне помолчали. Наконец Сергей мрачно сказал:
– А я тебя предупреждал: завязывай со своими фокусами. Перекидываешься, как оборотень. У кого угодно сердце прихватит…
– Жена его набросилась на любовницу, – устало сказал Макар. – Я ни при чем. Трепала бедную девицу, как курицу, только пух и перья летели.
– Нимфу Машеньку? – изумился Сергей.
– Ее самую. Теперь девица удрала. Ульяшин в реанимации, и неизвестно, когда придет в себя. Увозили его в бессознательном состоянии. Самое обидное: я его почти разговорил.
– Что он успел сказать?
– Ничего. Я уверен только в одном: он знает, кто замешан в краже. Но пользы от моего знания…
– Ну, Ульяшин рано или поздно выздоровеет, – утешил Сергей после паузы.
– Или помрет, – отозвался Макар.
Глава 13
Лидия Даниловна Белых напоминала лепесток, что вот-вот оторвется и упадет. Бесцветная, почти прозрачная. Склеротические щечки как слабый румянец на яблоневом цвету. Увядающая седина.
Она была последней, кто видел Петра Тарасевича живым.
– Я пришла к нему в семь вечера, – дребезжащим голоском излагала старушка, – это несомненно, поскольку я до половины седьмого находилась в гостях у своей доброй подруги, Вали Иконниковой… Здесь около получаса ходу. Для вас, молодой человек, минут десять, а мне как раз получаса хватает, чтобы дойти, тихо-о-о-нечко!
Илюшин едва уговорил Лидию Белых на встречу. К частному детективу старушка отнеслась с подозрением. Долго рассматривала документы, держа дверь на цепочке, затем велела приблизить лицо. «Без этого не пущу!» Что поделать – Илюшин послушно придвинул голову, словно в окошечко кассы. Не удивился бы, если б ему брызнули в физиономию из газового баллончика.
Раздался щелчок, потом тихая возня. Наконец старушка удовлетворенно сообщила:
– Ну вот, молодой человек, ваша фотография – у моей подруги. Я вас сфотографировала и отправила ей по «Ватсапу». Если со мной что-нибудь случится – вас возьмут по этому портрэту.
– Замечательно придумано, – одобрил Макар. – Это ваша идея, Лидия Даниловна?
Звякнула цепь, дверь приоткрылась.
– Моя. У Вали, между прочим, есть свой Инстаграм. – Последнее слово она все-таки выговорила не совсем уверенно. – Здесь вчера побывали ваши коллеги. Вы могли бы поговорить с ними.
– С вами намного интереснее, – подольстился Макар.
Старушка благосклонно кивнула через плечо, приняв комплимент как должное.
Лидия Белых едва доставала ему до плеча. В своей просторной квартире она выглядела старой куклой, которая в отсутствие владельцев выбралась из коробки и притворяется хозяйкой. Белая блуза с рюшами, длинная юбка. «А квартирка-то из тех, что Серега называет профессорскими», – отметил Макар.
– Я давняя заказчица Петра Филипповича, – говорила Лидия Белых. – Не люблю слово «клиент», оно отдает клеенкой, как вы считаете? Я и клеенки не люблю. Всю жизнь мы ели только со скатерти, и, когда Володя привез меня в ресторан на мой юбилей, я увидела, что их столы ничем не покрыты. Странный сдвиг нормы, вы не находите? Ведь есть с «голого» стола и неэстетично, и неудобно… Я была так огорчена, что не могла приступить к трапезе, пока мне не принесли большую салфетку. Скатерти у них не нашлось…
Илюшин выяснил, что Володя – старший брат Лидии. Скончался год назад, всю жизнь опекал младшую сестру. «Володечка много путешествовал, он был исключительно образованный человек! Из каждой поездки привозил мне украшения… Нет, я вам их не покажу: они хранятся в надежном месте. Вот именно, в банковской ячейке! А вы как думали?»
Так она была довольна своей хитростью, так победительно смотрела на Макара, торжествующе посмеиваясь, что сразу и безоговорочно ему понравилась. Она выглядела как старенькое балованное дитя – благополучное, никогда ни в чем не знавшее отказа.
С подарков, привезенных братом, и началась ее история отношений с Тарасевичем.
– Видите ли, Володя любил ходить по барахолкам. Это было его увлечение, его страсть, если хотите! И, между прочим, ему пришлось преодолеть некоторый барьер. Вот вы человек молодой, вашему поколению это незнакомо. А я еще застала некоторые довольно странные предубеждения: например, что мужчине неуместно увлекаться цацками, побрякушками, висюльками… Вы слышите, что эти обозначения, по сути, оскорбительны? А Володе всегда нравилась эта сфера. Он сожалел, что ушли в прошлое времена, когда мужчины носили украшения наравне с дамами, и иногда дома позволял себе прикалывать брошь к шейному платку. У него была одна любимая, жемчужная…
Лидия Белых промокнула платочком слезу.
– Володя привозил то, что ему нравилось. В основном, знаете, это был бидермайер…
– Простите?
– Украшения эпохи бидермайер. Его еще называют псевдоромантизмом или сниженным ампиром. Собственно говоря, никакого Бидермайера в реальности не существовало. Немецкое слово «бидермен», означавшее «простак», скрестили с фамилией Майер…
– А откуда взялась фамилия? – заинтересовался Макар.
– Из стихотворения «Сетования праздного Майера». Некий поэт собрал персонажа из двух слов, простака и Майера, и принялся печатать под этим именем стихи, некоторым образом пародируя сентиментальную литературу. К началу двадцатого века эта история несколько подзабылась, а Бидермайера стали использовать в значении «старые добрые времена». Володя любил украшения этого периода. Австро-Венгрия, сороковые-шестидесятые годы девятнадцатого века. Тонкость, изящество, избыточность… Зрелый бидермайер – это необарокко! Но вы же понимаете, в каком виде Володя приобретал эти украшения? Большинство выглядели так, что вы не обратили бы на них никакого внимания! Грязные, с утратами… Надо вам сказать, очень немногие ювелиры из тех, к кому мы обращались, соглашались. А доверять мы и подавно могли только Петру Филипповичу с его изумительными чуткими руками. Руками врача, без преувеличения!
– Он специализировался на реставрации этого стиля? – спросил Макар.
– Не совсем так.
Лидия Белых несколько секунд в задумчивости смотрела на сыщика, словно оценивая его. Наконец решилась:
– Ах, так и быть! Только учтите, я показываю вам сущую ерунду. Если вы вздумаете укокошить меня и ограбить, много не выручите.
С этими словами она поднялась и вышла