слышал. Нет, безумцев-то хватает! Но чтобы художник, извините, зациклился на багете? Должен вам сказать, эти два багета – старинные, очевидно, немецкие, – все-таки сомнительны для обрамления современных картин. Бурмистров играл на контрасте. И то, знаете… – Он изящно пошевелил пальцами.
Павел Андреевич был мастер подобных шевелений. Сказывался опыт. Облечь непроизносимое в рисунок, начерченный в воздухе, так, чтобы мысль была донесена до всех присутствующих, – о, в этом никто не мог с ним сравниться!
Вот и сыщики все поняли. Его шевеление давало понять, что, с одной стороны, он глубоко уважает своего выдающегося коллегу. С другой – что только человек с художественными вкусами голубя мог ухватиться за это вычурное манерное старье.
Судя по вытянутым лицам сыщиков, они всерьез рассматривали версию о краже из-за рам.
– Мне жаль вас разочаровывать. – Ульяшин развел руками. – Такого места, куда можно принести украденную раму и быстро сбыть ее, не существует. Это не золото, не украшение. Штучная вещь, очень узок круг ценителей… Вряд ли.
На него навалилась усталость. Бог мой, с какими глупостями к нему приходят! Чем занимаются люди… Вот этого, здорового, впрячь бы в плуг, пусть бы пахал… А впрочем, и это глупость…
Ульяшин ощутил чужую руку на своем плече. Над ним склонился Макар.
– Павел Андреевич, вы хорошо себя чувствуете?
Возник под рукой стакан воды. Ульяшин с трудом сделал несколько глотков, пролил на подбородок. Старший сыщик с ловкостью опытной медсестры промокнул воду полотенцем. Макар успел открыть окно, и в душной комнате заметно посвежело.
Полуобморочное состояние понемногу отступало.
– Вызвать скорую, Павел Андреевич?
Ульяшин отчаянно запротестовал. Сейчас все пройдет! Не хватало еще пугать Машеньку. Он же не старик, чтобы гонять врачей попусту.
– Это все из-за… случившегося. Сначала картины, потом гибель Адама Брониславовича. Невообразимо. Чудовищно.
Здоровяк незаметно исчез. В комнате с Ульяшиным остался младший сыщик. Придвинул стул к креслу, где полулежал Павел Андреевич. Поправил подушку под его головой. Когда они успели принести подушку?..
Должно быть, от слабости Ульяшин размяк. Купился на заботливый сочувственный взгляд.
– Как вы думаете, кто мог так сильно ненавидеть Адама Брониславовича? – спросил сыщик.
Он хотел ответить, что врагов у Ясинского не было, святой человек, все любили… Но вместо этого выдавил:
– Кто угодно. Он такие схемы мутил…
Спохватился, прикусил язык.
– Ужасно это все, ужасно! – с надрывом пожаловался он. – Вчера Ясинский! А сегодня пришло известие, что убит мой добрый приятель. Учился вместе с Колесниковым, Андрей нас познакомил… Встречались недавно. Вот как так?
– Убит при каких обстоятельствах? – спросил сыщик.
– Ножом. Видимо, ограбление… Возвращался из своей мастерской, и в подворотне… Ох, не могу!
Он прижал ладонь ко лбу.
Действительно, все как-то разом навалилось. Бросить бы все, схватить Машеньку в охапку, смыться в Испанию…
– А фамилия вашего знакомого?
– Что?
– Как зовут вашего знакомого, Павел Андреевич?
Внимательные серые глаза смотрели на Ульяшина, и художнику стало не по себе.
– А, собственно, вам зачем? Да нет, я секрета не делаю… Тарасевич его звали. Петр, Петя.
Выйдя из залы, где лежал и вздыхал бледный Павел Андреевич, Макар нашел Сергея на кухне.
– Я ему чай заварил. – Бабкин помешивал ложечкой в стакане. – Зря он вызывать врачей не хочет. Выглядит больным.
– Забудь про чай. Ульяшин только что упомянул, что вчера был убит его знакомый, некто Тарасевич. Ножом в подворотне.
Бабкин присвистнул.
– Может быть и совпадение, – задумчиво сказал Илюшин. – Но сначала исчезают картины, а затем двое из круга знакомых Ульяшина погибают насильственной смертью. Нам нужно выяснить, что это за человек и встречался ли он с Ясинским.
Глава 12
Петр Филиппович Тарасевич. Пятьдесят два года. Рост – сто шестьдесят пять, вес – восемьдесят четыре. Сидячий образ жизни, лишний вес, близорукость, в прошлом – два инфаркта.
Но убил его нож, перерезавший сонную артерию.
Сергей и Макар сидели в мастерской Тарасевича.
– Крови было много, – сказал Бабкин, читавший предварительное заключение эксперта. – Девять вечера, уже темно, но все-таки брызги должны быть видны на одежде… Выглядит как убийство из мести. Четыре удара. Заколоть человека чисто может только профессиональный убийца или мясник. Да и то всегда есть вероятность, что что-то пойдет не так.
– Значит, ему не было важно чистое убийство, – отозвался Макар.
– Похоже на женскую руку.
Однако в биографии Тарасевича ничего не наводило на версию о ревнивой обезумевшей женщине. Разведен десять лет назад. Бывшая жена находится в Польше, контактов не поддерживают. Живет один. Соседями и участковым характеризуется положительно.
Вечером в понедельник Тарасевич закончил работу в своей мастерской около половины девятого. Мастерская располагалась в старом двухэтажном доме, где все квартиры постепенно переменили владельцев и превратились в конторы. Три полукруглые ступени, узкая дверь, ведущая в тесное помещение с витринами. Здесь Тарасевич и его сменщик принимали клиентов.
В глубине за стойкой – проход в мастерскую и туалет. Место удачное, оживленное. Тарасевича знали, у него был круг постоянной клиентуры. Забегали из ближайшего офисного центра отремонтировать цепочку или вставить выпавший камень в кольцо. Заходили и за серьезными заказами. Сменщик рассказал, что Тарасевич любил работать с изумрудами, досконально знал этот рынок.
Илюшин обошел мастерскую. Верстак, микроскоп, бормашинка, лобзики, кусачки… Газовая горелка. Два рабочих места, по которым нетрудно определить, где трудился сам мастер, а где – помощник.
– Убийца был знаком с его образом жизни, – сказал Сергей. – Он не пришел в мастерскую, хотя Тарасевич оставался здесь один на протяжении нескольких часов. Чего проще: зайти в помещение, запереть дверь изнутри, задушить человека и уйти. Но над входом и внутри стоят камеры, и он об этом, видимо, знал. Или догадался.
– Нетрудно предположить, что у ювелира будет видеонаблюдение.
Тарасевич возвращался по одному и тому же маршруту много лет. Спускался из мастерской, доходил до конца дома и сворачивал в арку, чтобы дворами выйти на трамвайную остановку. Быть может, убийца ждал его в подворотне. Свидетелей не нашлось. На погибшего наткнулся случайный прохожий. Он принял тело, приваленное к темной стене, за мешок со строительным мусором.
У Тарасевича ничего не пропало. Портмоне, ключи, золотой перстень, телефон – все осталось при нем.
– На ладонях нет порезов, – сказал Сергей. – Не похоже, что он сопротивлялся. Если к тебе в подворотне бросается человек и замахивается ножом, ты рефлекторно схватишься за лезвие. Тарасевич подпустил убийцу близко, не ожидал нападения. Интересно, что покажут его телефонные переговоры. Слушай, – помолчав, решился он. – Давай я сам займусь мобильником Тарасевича. Пока там следственная группа возится… А у меня быстро получится.
– Давай, – согласился Илюшин.
Сергей приободрился. Что ни говори, работать по убийству – это не бурмистровских тигров разыскивать.
* * *
– Я на пустяках сижу, – говорил сменщик. Макар с интересом разглядывал его: парень лет тридцати на вид, курносый, веснушчатый, простоватый, крепкий – по виду спортсмен, а не ювелир. – Занимаюсь работой, для которой не нужно высокой квалификации. У меня опыт небольшой, я учусь… учился, – поправился он, – у Петра. Подгонка колец, например,