Читать интересную книгу В круге времен - Вадим Панов

Вот тогда они поняли, кто поселился рядом.

Андрею в Забытой пустыни бывать не приходилось. Не потому, что в церковь не ходил – как раз ходил, – но в простеньком ските о способностях его невероятных знал не только Бог, но и монахи, то есть – люди, и это смущало. Монахи славились корректностью, никогда не демонстрировали свое неприятие магам, всех принимали, для всех находили слова поддержки, но… Но в Забытую пустынь Ризнык не ездил.

И сейчас до неё не добрался, потому что встретили его ярдах в ста от ворот, под одиноким деревом, притулившимся у пыльной дороги. Да и не дороги даже, а указателя направления, по которому не всякий трактор проедет.

– Поговорим здесь, – предложил молодой монах в потрепанной рясе. Уселся прямо на траву и представился: – Отец Алексей.

– Внутрь мне нельзя? – негромко спросил Андрей, располагаясь рядом.

– Внутрь нельзя тому, что ты ищешь, – в тон ответил монах.

– Справедливости?

– Или мести?

Алексей парировал настолько удачно, что Ризнык смутился:

– Мне некому мстить.

– И ты с лёгкостью ухватился за возможность наподдать Великим Домам…

– Я ухватился, потому что смогу вернуть людям то, что они потеряли.

– И едва не потопил Логово.

– Мы их только напугали! Мы приняли все меры предосторожности!

– А если бы не сработали охранные артефакты? Если бы навы опоздали хоть на минуту? Если бы у голема сбился прицел и пулеметная очередь пошла в толпу?

Ризнык опустил голову.

Монах помолчал, грызя сорванную травинку, после чего вернулся к прежнему, тихому тону:

– Тебе стыдно. Это хорошо. Ибо тот, кто стыда не имет, не человек, а слякоть.

– Одни и те же поступки мы называем по-разному, – грустно улыбнулся Андрей. – Наши храбрые разведчики совершают подвиги, их подлые шпионы пытаются ударить в спину. Всегда есть «мы», всегда есть «они». Это нормально, так и должно быть. Я не смогу стать «ими», но стараюсь смотреть на происходящее объективно. Я не считаю Великий Дом Людь подлым или злопамятным, я пошёл против, расстроил их планы и получил изгнание: я сделал – они отплатили, всё честно. Сейчас же я выступил против всех Великих Домов, и их ответ может оказаться гораздо страшнее… если у меня получится дожить до ответа. Но я всё равно пошёл на риск, поскольку считаю, что Знающим Выселкам пора вернуться. Вы это называете местью, отец Алексей?

И если бы Ризнык смотрел собеседнику в лицо, он обязательно увидел бы тень лёгкой улыбки, скользнувшую по губам молодого монаха.

– Я не буду называть. Просто замечу, что вы постоянно оказываетесь там, где вас быть не должно, и поступаете так, как считаете нужным.

– Однажды я умру. – А вот теперь Андрей повернулся. – И у меня появится масса времени, чтобы обдумать свою земную жизнь. И каждый поступок я буду рассматривать честно, без скидок и лукавства, потому что там скидки и лукавство не имеют смысла. И я буду ставить на себя клеймо за каждый случай, когда шел против своей совести или убеждений. Потому что там совесть и убеждения имеют смысл. И я стараюсь жить так, чтобы на мне появилось как можно меньше плохих меток. – Пауза. – Странно, что мне приходится рассказывать вам настолько очевидные вещи.

– Это не странно. Это нормально.

– Теперь ваша очередь.

Монах вопросительно поднял брови.

– Расскажите, что я ищу, – попросил Андрей, глядя на отца Алексея в упор. – Я не уйду, пока не узнаю.

Использовать порталы для перемещений внутри Замка разрешалось лишь узкому кругу лиц, знающих соответствующие пароли, всем остальным категорически не рекомендовалось, поскольку любой выстроенный переход автоматически переадресовывался в глухую подвальную камеру, пребывание в которой начиналось с воздействия мощнейшего «Навского аркана», высасывающего из гостя всю энергию, то есть выбраться из темницы без посторонней помощи не смог бы даже самый сильный маг.

Именно поэтому Иве пришлось добираться до цели дедовским способом: по лестнице, презрев опасные лифты-ловушки. Причем по дальней, винтовой лестнице, которой сами чуды почти не пользовались, хотя девочка и понимала – случись что, именно здесь её станут искать в первую очередь. Но поскольку охранник без сознания, опасаться следует лишь внезапных проверок да операторов, наблюдающих за внутренними видеокамерами, которые, будем надеяться, не сразу разглядят четырехрукого подростка.

И проворонят очередную диверсию.

Шесть уровней ниже земли, коридор 6-А, сто ярдов бегом-бегом, со знаменитой хванской скоростью, поворот в грузовой тоннель 6-AC1, ещё пятьдесят ярдов. Вентиляционная решетка – улетела, пыхтение, сопровождающее движение по воздуховоду – локти в металл, кеды в металл, каждый дюйм с трудом, но мысль одна: «Быстрее!» Между шестым и пятым уровнями четыре ярда, не меньше, Ива прорывается с рекордом, но когда выпрыгивает из вентиляционного канала, кашляет и тяжёло дышит. Но все равно улыбается, потому что добралась. А чуды – проворонили.

Шесть с половиной минут с тех пор, как покинула камеру.

И теперь Ива стоит в «амбарном отсеке» Бестиария, среди ящиков с морковью, капустой, свеклой и копешками сена, заботливо заготовленными для формирования правильного рациона. Слева – металлические двери промышленного холодильника. А впереди – незапертые ворота, за ними находятся клетки с животными, которых обыкновенные челы считают вымышленными.

– Перечитать? – хмуро уточнил Цукрам.

– С самого начала, в реале, – кивнул Коряга.

Дикари сопроводили приказ уйбуя нестройными, но обидными смешками.

– Хорошо. – Больше всего на свете Циркулю хотелось лично расправиться с наглыми Шапками. Причем, учитывая семейную нелюбовь шасов к оружию, расправиться хотелось голыми руками. Взять и оторвать что-нибудь. Или вывернуть. Или…

Но мечты оставались мечтами, а «в реале» приходилось выполнять наглые требования.

Адвокат поправил сбившийся галстук, отнес лист бумаги на вытянутую руку, кашлянул и принялся без выражения читать только что созданный документ:

– Я, Цукрам Томба, адвокат Московской коллегии, проживающий по адресу…

– К сути переходи, в реале! А то знаю я вас, крючкотворов!

Циркуль посопел, но к сути перешел:

– …по данной собственноручной и окончательной бумаге, она же документ, обязуюсь и клянусь делать так…

Текст безумной расписки сочинялся Корягой лично, при незначительном вмешательстве дружков-собутыльников. Текст был противен шасу не только содержанием, но и языком: каждое слово, каждое предложение елозили по душе Цукрама, как напильник по стеклу, но против дробовиков и ятаганов не попрешь.

– Я пять раз буду без денег и отговорок защищать в любом суде уйбуя Корягу. Я буду без денег и никаких отговорок защищать в любом суде пять раз его верных товарищей, когда Коряга укажет.

Уйбуй как начал кивать в начале речи, так и не останавливался, приобретя принципиальное сходство с нефтяной помпой.

– И ещё я обязуюсь два раза поручиться за великого уйбуя Корягу, если ему денег надо будет занять, но только по десять тысяч, не больше. И ещё один раз я обязуюсь поручиться, если к знаменитому уйбую Коряге Служба утилизации приставать начнет, я тогда на неё в суд подам и знаменитого уйбуя выручу. Дата. Подпись.

Шас свернул лист в трубочку и замолчал. Его уши стали пунцовыми, как закат над океаном.

– Всё, что ли?

– А ты забыл?

– Ничего я не забыл, в реале. Я всё помню. – Коряга перестал кивать и повернулся к сидящему за столом учёному. – Написал?

– Почти, – пропищал Зиль, пытаясь прикрыть лист бумаги рукой.

– Давай сюда, Михалков, мля.

Натуга вырвал у астронома лист и протянул уйбую. А в следующий миг ругнулся, увидев в распахнувшихся воротах Артёма и Кортеса.

– Почему Великие Дома разрушили Знающие Выселки?

– Разрушили? – немедленно вскипел Ризнык. – Я бы использовал понятие «уничтожили».

– Андрей, прошу вас, не горячитесь и не придирайтесь к терминам. – Отец Алексей вздохнул. – Почему нелюди это сделали?

В правильном ответе Ризнык не сомневался:

– Знающие Выселки всегда были бельмом на их глазу, как теперь Пустынь. Поэтому и разрушили.

– Пустынь стоит уже много веков. Неплохо для «бельма»?

– Вас они боятся.

И услышал неожиданный ответ:

– Знающие Выселки напугали Великие Дома гораздо сильнее и именно поэтому погибли. – Монах помолчал. – Любая война начинается со страха. Страх потерять то, что есть: богатство или власть. Страх не получить того, чего нет: богатства или власти. Страх заставляет проливать кровь и раздувать пламя войны. А страх за свою жизнь – самый сильный.

– Выселки настолько сильно напугали Тайный Город? – изумился Андрей.

– Не напугали, – качнул головой отец Алексей. – Продемонстрировали возможность. Выселки дали понять, что жизнь Тайного Города в их руках, и этого им не простили. – Ещё одна пауза. – Я не могу обвинять Великие Дома: они свято верили в то, что защищают свою жизнь, и предлагали договориться.