отдала ее папе, а он спрятал в ящик, — сказала Рина, одной фразой положив конец дискуссии о кукле по имени Ким.
— Да, — кивнула девочка.
— А третья кукла — та, что справа? У нее тоже есть имя?
— Нет, — хихикнула Лея, обрадовавшись ошибке полицейского. Он хоть и выглядит умным, но в некоторых вещах ничего не понимает.
— Нет? — удивился Беркович. — Но ты сама только что…
— Я сказала, что посмотришь на вещь и понимаешь, как ее назвать. А это… Я посмотрела и поняла, что никогда ни за что не назову это по имени.
— Но она, — сказал Беркович, — вроде бы больше, как бы сказать… Я имею в виду: у этой куклы ноги-руки на месте, туловище вполне человеческое, голова, немного приплюснутая, но с носом и ушами. И глаза круглые. И рот вполне…
— Нет, — отрезала Лея. — Она… мертвая. Вы не видите? У мертвых не бывает имени.
Беркович пристальнее всмотрелся в лежавшую немного в стороне от остальных куклу. Как можно сказать о неживом предмете — мертвая? Беркович понимал, что имела в виду Лея, но при всем своем усердии не видел в кукле признаков мертвечины. Жизни в кукле тоже не было, но жизни не было и в Марине с Кимом.
— Хорошо, — кашлянул Беркович. — Безымянная, значит. Когда она появилась?
Лия помедлила.
— Недели три назад. Мама, когда у меня была контрольная по истории?
— Пятого, — механически ответила Рина, глядя не на дочь, а в пространство. Что-то она мысленно сопоставляла, о чем-то пыталась догадаться.
— Да. — Лея виновато посмотрела на Берковича — мол, видите, мама лучше меня помнит о моих школьных делах. — Пятого. Значит, это было четвертого, в субботу. Я с утра готовилась с Сарой, вернулась часов в одиннадцать, мама сказала быть к обеду, бросила тетради на стол…
— В гостиной? — уточнил Беркович.
— Нет, в своей комнате. Он… она… лежала на полу. И смотрела на меня. Я сначала испугалась… наверно, вскрикнула, папа заглянул и спросил: «Что-то случилось, доченька?» Я показала пальцем. Мне было неприятно ее трогать, не знаю почему. Папа долго смотрел, потом протянул руку, я сказала: «Не надо!», но он не послушался, взял ее двумя пальцами, а она довольно тяжелая, и сказал: «Выброшу эту гадость». И вышел.
— А где была я? — поинтересовалась Рина, но сразу добавила: — Вспомнила. Перед твоей контрольной? У меня разболелась голова, духота, и вообще день был тяжелый, я прилегла. Слышала, как ты вернулась, но не было сил встать. Подумала: папа тебя накормит… и провалилась в сон.
Выслушав мать, Лея продолжила свой рассказ с того слова, на котором остановилась.
— Папа вышел, я еще посидела, а потом пошла его искать. Он был на кухне, наливал чай. Я подумала, что он выбросил куклу в мусорное ведро. Спросила: «Это ты ее принес?» — «Будешь обедать?» — сказал он, и больше мы об этой штуке не говорили, и больше я ее не видела. Утром, когда уходила в школу, посмотрела в мусорное ведро… Там ее не было. Наверно, мама, когда на работу уходила, вынесла мусор.
— Да, — сказала Рина. — Я всегда выношу пакет с мусором, когда в первой смене. Если во второй — выносит… выносил Натан.
— Вы видели эту… э-э… куклу? — поинтересовался Беркович.
— Нет, — коротко отозвалась Рина.
Беркович поднялся, и в комнате стало отчаянно не хватать места. А когда он наклонился к ящику, чтобы сложить уродцев в принесенный с собой пакет, Рине пришлось отодвинуться, а Лее перенести стул ближе к двери.
— Вы не будете возражать, — обратился Беркович к Рине, — если я их одолжу? Верну, не беспокойтесь.
— Я не беспокоюсь, — Рина дернула плечом. — И не нужно возвращать. Когда будут не нужны, выбросьте. Лея, тебе нужна эта гадость?
Лея покачала головой, опустив глаза. Беркович подумал, что девочка хотела бы подержать в руках хотя бы одну из кукол, он даже мог сказать — какую, но Лея молчала, и старший инспектор сказал:
— Значит, вы считаете, — он обращался по-прежнему к Рине, хотя реакция Леи интересовала его гораздо больше, — что всех трех кукол принес или изготовил…
— Нет!
— Нет — что?
— Не изготовил, — сказала Рина. — Я уверена, что Натан, видимо, где-то их находил. Во дворе, скорее всего. Не стал бы он тащить эту гадость издалека. А сам сделать не мог. Как? Вы же видите — это камень!
Лея промолчала, хотя — Беркович знал — ей было что сказать. С мамой она была не согласна. В чем? Она тоже не думала, что папа сам изготовил кукол. Она видела, как он удивлялся. Видела… Что она видела еще?
— Хорошо, — сказал Беркович. — Если они вам не нужны… В любом случае вы сможете затребовать их обратно. Когда захотите.
Чтобы пропустить старшего инспектора, Лее пришлось выйти в коридор вместе со стулом. Рина осталась сидеть на кровати перед выдвинутым ящиком.
— Ты можешь, — деловым тоном произнес Беркович, открывая входную дверь, — вспомнить людей, которые были у вас в гостях в те дни, когда появлялись куклы? Не торопись, это не срочно, я хочу, чтобы ты хорошо подумала и вспомнила.
— Это… — Лея помедлила. — Это важно? Я хочу сказать… Папу тоже кукла… Вы думаете…
— Что это связано? — Беркович пожал плечами. — Может быть. Куклы похожи на ту… понимаешь?
Лея кивнула.
— И еще. — Беркович задал последний вопрос, уже выйдя на лестничную площадку. — У тебя есть враги? В школе сложные отношения? Человек, которого ты ненавидишь или который ненавидит тебя?
Лея хотела спросить, зачем Берковичу это знать, он видел по ее лицу, что вопрос вертелся у нее на языке. Но она только покачала головой, сказала коротко: «Нет» и тихо закрыла дверь, Беркович и попрощаться не успел.
* * *
— От психолога они отказались, — сообщил Хутиэли. — Социальная служба предлагала…
— Я знаю, — рассеянно сказал Беркович. — Имеют право, верно?
Социальная служба работала независимо от полиции, но информировала комиссара о результатах своей деятельности. Социальные работники обычно приходили в дома, где кто-то погибал в авто— или авиакатастрофах, терактах, сводил счеты с жизнью. Родственники жертв семейного насилия тоже были в списках у работников социальной службы. И, конечно, родственники жертв убийств — хотя, как Беркович успел заметить за годы службы в полиции, эта категория граждан обычно не очень охотно вступала в контакт с социальными работниками. Одно время он раздумывал над этой странностью, потом решил, что, видимо, для родственников убитого этот человек как бы и не умер еще. Точнее, не умер окончательно, пока есть надежда, что убийцу найдут и посадят за решетку. Он видел несколько раз, как после оглашения приговора убийце близкие родственники жертвы будто «слетали с катушек», чего