— Лучше бы ты убил меня… — тихо сказала она. — Как убил моего бедного племянника… или когда мы прощались там, на тропе.
Показалось мне, или нет, что этот странный голос, когда-то так легко ставший мальчишеским, теперь почти идеально имитировал надтреснутое контральто Сумасшедшей Хельги?… Показалось или нет?…
— Хельга?… — удивленно спросил я.
— Не только, — глазами Вии на меня смотрела вечность.
— Но как?!
— Как только Хельга проводила вас, она пошла на утес Скотья Погибель — там есть такой. И бросилась вниз.
Я услышал, как за стенами таверны пошел дождь. Сразу и вдруг, как будто отворили заслонку в плотине. Капли шуршали в соломенной крыше, бились о деревянные рамы и ставни…
Вот странно, одна капля падает совершенно незаметно. Не услышать. А когда их много…
— Хотите, я все вам расскажу?… — почти сердито сказала Вия. Она села по-другому, подтянув к себе колени и обхватив их руками. — Вот честное слово, до того достало это все в себе держать… — всхлипнула. Я подумал, что ей, небось, здорово хочется, чтобы я ее снова обнял, но она скорее даст себе язык вырвать, чем в этом признается.
— Все ты мне все равно не расскажешь, — усмехнулся я. — Спорим, не знаешь, где раки зимуют?
— Отчего ж не знаю, я там сколько раз бывала… — она поддержала попытку пошутить, но не улыбнулась. — Все и в самом деле не расскажу. А вот причину сегодняшнего рева — извольте. Если вам, конечно, интересно.
— Все равно я должен тебя слушать, — я пожал плечами. — Видимо, судьба у меня такая.
— Судьбу вашу истолкую вам не я, — серьезно сказала шаманка. — Можете считать это предсказанием. А вот начало своей — пожалуйста…
— Поучительно, должно быть, — я отодвинулся от нее и оперся на спинку кровати, благо, она оказалась неожиданно подходящих для этого габаритов. И почему-то мне стало вдруг очень удобно. Да, телу удобно, а душе тоскливо — я предчувствовал, что услышу что-то весьма неприятное. Но не слушать, из-за обострившегося чувства сопричастности с шаманкой, тоже не мог.
— Только вы не перебивайте, — попросила Вия, но не тоном вопроса… как будто условие ставила. Или нет, даже не условие… ей как будто было бы все равно. — Иначе мне будет труднее. Если вы не станете ничего переспрашивать, я постараюсь представить, что вас и вовсе здесь нет.
Я молча кивнул. Почему-то не сомневался — она в темноте разглядит.
Дождь падал…
3. Записки Безымянной
Моя жизнь началась семь лет назад. Я очнулась среди ночи, слизывая с пальцев кровь Сестры — именно этот соленый вкус привел меня в сознание. Такого я до того не пробовала. Я убила ее тогда. И не только ее — еще четырех человек: троих моих дядьев, родных и двоюродных, и нашего шамана.
Впрочем, я забегаю вперед. Это все менестрель: он никак не может успокоиться, все ему надо рассказать историю поглаже и покрасивее, да так, чтобы захватить внимание. Он тоже мертв уже три года… может быть, потому и старается. Был бы живым, небось, не просыхал бы от вина да эля, позабыв про все истории на свете…
Так вот, надо начать по порядку. Мою мать звали Биртильда фон Цварфхаут… нет, вы ничего не путаете, милорд Ди Арси. Цварфхаут означает на лагарте «Черный Лес», а мы так и звались — семья из Черного Леса. Я просто перевела фамилию на наречие Империи, потому что именно там мне и довелось жить.
Как-то моя мать с подругами и слугами отправилась на охоту. Они забрели слишком далеко — моя мать была очень своевольной женщиной, и ни в коем случае не стала бы слушать чужих советов. На охотников напали гули, похитили женщин и перебили мужчин. В наших краях гули довольно часто похищают женщин, но знатных, как правило, хорошо охраняют, до них добраться сложнее. Моя мать стала редким исключением.
Ее отец — мой дед и глава рода — казнил главного грума и одну из ее служанок за недосмотр, объявил мою мать погибшей и запретил кому бы то ни было искать ее. Однако Биртильда была не только своенравна, но и добросердечна, мягка душой и располагала к себе. Таким образом, несмотря на отцовский запрет, пятеро ее родных братьев и четверо двоюродных — последние все надеялись получить ее в жены в случае успеха — отправились на выручку. Их миссия увенчалась успехом, хотя из всех их слуг и грумов, которых они взяли с собой, не вернулся ни один, а из них самих вернулось только четверо. Но мать они с собой привезли… Единственный оставшийся двоюродный брат поспешил сочетаться с Биртильдой браком, хотя она явно была не в себе. Никто не посмел ему отказать. Когда оказалось, что Биртильда беременна, все очень радовались, и думали, что брак принес свои плоды. Она же только молчала — вероятно, она слегка повредилась умом после плена, потому что стала весьма угрюмой и неразговорчивой. По истечении семи месяцев Биртильда родила, и умерла в мучениях, потому что ребенок оказался слишком крупным. А еще у ребенка были когти на руках и ногах, которыми он повредил родовой канал, красная кожа и круглые уши… Нет-нет, не смотрите на мои руки, милорд: когти эти сточились довольно скоро после рождения.
Муж Биртильды в ужасе отказался от этого создания, да всем и так было ясно, что ребенок никак не мог быть его. Сперва глава рода хотел убить девочку, но шаман возражал: ему хотелось как следует изучить ребенка. В конце концов за дитя вступилась младшая, любимая дочь главы рода. Ей тогда было меньше, чем мне сейчас, но она не побоялась пойти и против отца, и против шамана. Она заявила, что будет заботиться о бедной девочке, которая ни в чем не виновата, в память в возлюбленной сестре, а если ей не позволят этого, то она наложит на себя руки. Глава рода души в ней не чаял, и потому, хоть и вспылил поначалу, в итоге согласился. Был назначен испытательный срок в год и один день. Если в клане не случалось никаких несчастий, значит, ребенок достоин жить.
Эта девушка — а звали ее Фьелле, Виола, если перекладывать на шпрахст — сама ухаживала за ребенком весь год. Девочка росла нормально, разве что мало кричала и плохо ела для своего возраста. Хоть она родилась крупнее, чем прочие дети, но росла медленнее их, и, вероятно, должна была всю жизнь оставаться крохой. Видя это, глава рода решил, что ребенок все равно долго не протянет, и успокоился, и позволил дочери сохранить свою игрушку. Девочка никому больше не причиняла вреда, но научить ее ходить оказалось очень трудно, а говорить — так и вовсе невозможно. Вскоре всем стало ясно, что у ребенка были проблемы с головой. Например, она не могла запомнить имя своей воспитательницы, и называла ее «сестрой». В лагарте слова «сестра» и «тетя» похожи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});