- Хазарский словарь какой-то…
- Наверняка мистификация. Ты же знаешь, они это любили.
- Попробуй допустить, что это все-таки правда. Что тогда? Могущественные существа, Симон! Могущественные!
- Послушай, Гидеон, ну не станет могущественное существо гоняться по лесу за бедной девушкой. Энергию он из нее сосал? Чушь! Могущество - это нечто совсем другое. Если это и впрямь был упырь, в чем я сильно сомневаюсь, то он действовал скорее как слепая сила… механизм…
-Слепая сила? Тогда скажи мне, почему не уцелел ни один магнитный носитель? Почему остались лишь книги да картины? Почему письменность практически исчезла? Почему культура свелась к первобытным ритуалам? Просто их стало слишком много, они стали слишком сильны… им выгодно было затормозить прогресс - для своих собственных нужд.
- Наша техника вне поля работает.
- Пока работает…
- Ты строишь свою гипотезу на суевериях, Гидеон. А ведь первопоселенцы не были ни религиозны, ни суеверны… Неужто в архивах экспедиции не осталось бы ничего, свидетельствующего об иной, высшей расе, если это было для них так важно? А ведь ничего не осталось!
- Это они, - шепотом сказал Гидеон, - они заставили их все забыть…
- Промыли мозги? Перед самым отлетом?
- Да. Выпустили их, позволили им улететь, но заставили все забыть…
- Это только гипотеза.
- Местные в них верят. Верят и боятся. Для них этот мир населен.
Симон открыл было рот, чтобы возразить, но ничего не сказал. “Местные верят, - подумал он. - Ежечасно, ежеминутно, постоянно… Вот в чем дело. Это их вера движет нами… их страх… страх обретает лицо и становится плотью”…
- Подожди здесь, - сказал он. - Пожалуйста…
-А…
- Пойду, поговорю с Винером. Это ненадолго.
Он торопливо шел по коридору, ведущему в лабораторию, и тени шарахались от него, как летучие мыши.
В лаборатории было темно. Он повернул выключатель - холодный свет залил пустое помещение, стол со штативами, блестящую панель анализатора… Он подошел к столу, выдвигая по очереди ящики, вываливая на пол информационные кристаллы и записи… нет, не то… Последний ящик был почти пуст, там лежала одна-единст-венная страница, выдранная из какой-то книги, почему-то обугленная, с черными, осыпавшимися краями, фрагмент старого текста обведен красным… точно кровью…
“А в полночь, в новолуние приди на перекресток четырех дорог, и возьми с собой черную курицу, и жертвенный нож, и начерти пентаграмму, и стань в нее, и зажги по углам пентаграммы свечи, и принеси в жертву курицу, и вылей ее кровь на землю, и позови, и ответят тебе, и придет Князь Тьмы, и поклонишься ты ему, и обретешь силу, какой не бывает у людей…” Еще там были пять стеариновых огарков… Должно быть, он заказал их синтезатору, подумал Симон, и к одному из них прилипло крохотное черное перышко…
Назад по коридору он бежал.
Гидеон, казалось, задремал в своем кресле - рука с книгой свесилась, страница заложена пальцем. Симону пришлось несколько раз встряхнуть его за плечо, прежде, чем он открыл испуганные глаза.
-Что?
- Вставай, - сурово сказал Симон, - пошли.
- Среди ночи? Куда? Ты с ума сошел!
- Лучевик возьми, - Симон торопливо натянул куртку и пристегнул к поясу фонарик.
- Почему среди ночи? - продолжал недоумевать Гидеон. - Почему одни? Нужно по крайней мере известить Коменски, если тебе уж так не терпится…
- Нет времени. Пошли, потом объясню. …Дорога была почти невидима из-за спустившегося с гор тумана, каждая выбоина в узком луче фонаря казалась пропастью, кустарник на обочине ощетинился копьями, сова бесшумно пролетела у них над головами, направляясь на ночную охоту.
- Почему мы не взяли мобиль? - бормотал Гидеон, стараясь поспеть за Симоном. - Ты никогда не берешь мобиль, но…
- Слишком заметно, - сказал Симон, - он увидит его еще издали.
-Кто?
-Ш-ш…
Из тьмы выплыла изгородь - массивные бревна с затесанными кольями уставились в небо, хижины притаились за ней, точно испуганные животные.
Симон крутил головой, пытаясь уловить хоть какой-то шорох, шум крадущихся шагов, хоть какое-то движение.
Но за изгородью стояла полновесная ночная тишина - тишина прикорнувшей во тьме деревушки, пахнущей молоком и хлевом. Симон на миг зажмурился - ему было стыдно. Гидеон топтался сзади, молча, но Симон каким-то образом ощущал его недовольство.
Потом он услышал.
Выла собака.
В ночи, населенной кошмарами спящих обитателей деревни, под равнодушным безлунным небом тоненько завыла собака. Потом вой резко оборвался. Симон потянул Гидеона за рукав.
- Пошли, - шепотом сказал он.
Они осторожно двинулись вдоль изгороди. Калитка была рядом, и, просунув руку сквозь колья, можно было отодвинуть массивную деревянную щеколду, но Симон прошел дальше, туда, где вкопанные в землю бревна чуть расходились, открывая низкий лаз. Ему пришлось сложиться почти пополам, чтобы протиснуться в него, но в результате он оказался в тылу хижин, на крохотной площадке рядом со срубом колодца.
Гидеон пошевелился, и Симон предостерегающе положил ладонь ему на рукав. Долину вновь захлестнула тишина, и они замерли в настороженном ожидании. Потом раздался свист.
В этом свисте не было ничего ни от животного, ни от человека - тихий, переливчатый свист, такой нежный и влекущий, что Симон помимо воли сделал шаг вперед.
Белая фигура кралась вдоль бревенчатой стены ближайшего дома человеческая фигура, но походка не человеческая; плавная, скользящая, руки вытянуты вдоль тела, спина согнута. Она двигалась бесшумно, но как-то слепо, механически; чуть не наткнулась на угол, в последний миг обогнула, поднялась на крыльцо, уперлась в запертую дверь, постояла в недоумении, потом вновь издала все тот же переливчатый, тоскливый, зовущий свист. Симон вновь подавил отчаянное желание откликнуться на этот зов и услышал, как у него за спиной прерывисто вздохнул Гидеон.
Белая фигура скорчилась на крыльце в ожидании, потом, через какое-то время дверь отворилась, и на пороге нерешительно застыла другая фигура - поменьше. Первая попятилась, спустилась с крыльца, и, дойдя до калитки, вновь издала все тот же тоскующий свист, и маленькие босые ноги на крыльце нерешительно переступили на месте, потом стали осторожно ощупывать ступеньки.
Белая фигура уже была за калиткой. Пригнувшись, она шла по улице, удаляясь от дома и, время от времени оборачиваясь, свистела тихо и мелодично, и отзываясь на этот призыв, так и не открыв сонных глаз, за ней следовал мальчик в холщовой белой рубахе.
Симон попытался пошевелиться и с ужасом понял, что не может сделать ни шагу - казалось, мышцы одеревенели от напряжения. Тем временем первый уже скользнул за изгородь, а за ним неуверенной походкой глубоко спящего человека брела, спотыкаясь, его новая жертва.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});