принявшись поглаживать ее по спине. — Так всегда… У Стефи остался сын. Она его очень любила, даже на войну не взяла, боялась за него.
— Мне жаль.
Вадерион приподнял пальцами ее подбородок.
— Ты даже не знала Стефали, — с подозрением заметил он.
— Ты грустишь о ней, мне этого достаточно.
— То есть ты даже не ревнуешь? — удивился Вадерион.
— Ты ведь сказал, что она не была твоей любовницей.
— И ты поверила?
— А я должна тебе не верить?
— Нет, — быстро ответил Вадерион, вновь прожимая Элиэн к себе и поднимая взгляд к небу. Она осторожно вывернулась и тоже посмотрела на усыпанное огоньками звезд черное полотно. Признаться, сейчас ей даже не хотелось, чтобы Вадерион уходил. Его объятия — такие нежные и сильные — дарили ощущение защиты. Для нее — небывалая роскошь. Когда еще кто-то был столь ласков с ней, пусть это лишь одно мимолетное мгновение.
Вадерион так смотрел на ночное небо, словно любовался прекрасной картиной. Элиэн тоже нравилась эта россыпь звезд и шар луны на черном полотне, но от мужа она не ожидала столь трепетного отношения к природе и прочим нематериальным вещам. А потом она кое-что вспомнила…
— Каково это — никогда не видеть неба?
Вадерион хмыкнул.
— Неужели кто-то заметил? Обычно историю дроу сразу исчисляют с момента войны Света, если не создания Темной Империи… Когда мы впервые поднялись на поверхность, на небе царила полная луна. Ее сияние и блеск звезд завораживал, в подземном царстве не было ничего столь… прекрасного и величественного.
Элиэн прикрыла глаза, представляя семнадцатилетнего темного эльфа, чью юность унесла гражданская война, а на плечах уже был груз ответственности за свой народ, стоящего под ночным небом и впервые в жизни видящего луну и звезды — вещи вполне обыденные для всех наземных жителей.
— Чего ты улыбаешься? — раздался над ухом недовольный голос Вадериона.
— Представила тебя молодым, — честно ответила Элиэн. — Теперь-то это трудно сделать, ты уже такой старый.
— Ну спасибо за честность, — поперхнулся воздухом он.
— Я не могу тебе лгать и льстить, — нахмурилась Элиэн.
— И не нужно, — заметил Вадерион, вновь пробегая взглядом по синякам на шее: все исцелить Сайл не сумел. — Хм, мне все же стоит извиниться за несдержанность.
— Я уже ответила тебе, Вадерион… — тихо начала Элиэн, но ее грубо прервали.
— Мне не нужны поблажки! — рыкнул Вадерион. — Я не ищу оправданий в своем титуле, тем более тебе же плевать на него!
— Не плевать… Мне все равно, — с самым невинным видом ответила Элиэн, пытаясь побороть страх при виде злого мужа. Казалось, еще мгновение — и он вновь сомкнет пальцы на ее горле. — То есть… Я уважаю тебя… Ты поистине выдающаяся личность… Я читала твои книги… Правда…
— Элиэн! — в ярости рыкнул на нее Вадерион. — Ты можешь перестать унижать меня?
— Чем я тебя унижаю? — взвилась Элиэн, тоже начиная злиться. День и ночь выдались слишком тяжелыми, чтобы у нее остались силы притворяться. — Говорю тебе правду. Если хочешь, чтобы перед тобой стелились красавицы и льстили, то иди, вон, прогуляйся по Меладе. Там и шлюхи, и леди будут рады тебе угодить!
— Мне они не нужны! — рявкнул он, с силой тряханув ее. Элиэн испуганно зажмурилась и почувствовала, что ее осторожно ставят на пол и даже отпускают. Приоткрыв глаза, она увидела, как Вадерион продолжает сжимать и разжимать кулаки, но ее не трогает.
— У меня есть супруга, и я не вижу необходимости искать развлечений на стороне.
— Тогда терпи, — отчеканила вконец злая Элиэн и вздернула подбородок. Ну не получается у нее быть послушной женой! Продержалась только половину суток.
— Терпи и ты.
— Чем и занимаюсь, — огрызнулась Элиэн и откинула со лба прядь волос: в процессе бурной прелюдии, окончившейся столь кроваво, тщательно уложенная прическа растрепалась. Так что сейчас она старалась не думать, какое воронье гнездо у нее на голове, лишь рефлекторно провела рукой по растрепанным волосам.
— Тебе ведь достался сложный экземпляр, — зло сузив глаза, ответил Вадерион. — Темный Император, богатый, знатный, сильный мужчина. О таких ведь не мечтают, правда?
— Ты хотел сказать, о тиранах, насилующих и избивающих тех, кто слабее? Или о мужчинах, которым чтобы заметить собственную жену, нужно врезать томом баллад по нахальной роже?
— Сама ты тоже не идеальна!
— Конечно! — бросила Элиэн, разворачиваясь и направляясь к кровати: если Вадерион не отвяжется, она ляжет спать прямо при нем, настолько устала, а там пусть делает с ее телом, что хочет. — Уродливая, невыразительная и глупая!
Сильные руки перехватили ее у самой постели, а ухо обжег горячий шепот:
— Уродливая? Вот уж не думал, что есть женщины, столь не ценящие себя.
Элиэн не стала говорить, что всего лишь повторила его слова: Вадериону явно не нравилось, когда напоминали о его промахах или просто попрекали. И вообще, ее уже достал и этот разговор, и этот темный!
— Отпусти меня, я хочу спать, — глухо попросила она.
— Мне понравилось твое платье, жаль его было, — продолжать терзать ее Вадерион. Руки его уже забрались под халат, нежно касаясь ее кожи.
— Черное? — чуть смущенно уточнила Элиэн, оборачиваясь и слабо улыбаясь. Глаза мужа полыхали алым во тьме спальни.
— Тебе идет румянец, — чуть хрипло ответил Вадерион, заставляя Элиэн еще больше покраснеть.
— Вадерион, убери руки, я хочу спать.
— Ночь создана не для сна, — ответил он, повалив их обоих на кровать.
Опираясь на его грудь, Элиэн попыталась встать, но в результате лишь уселась поверх донельзя довольного мужа.
— Ближайшие ночи ты моя, придется отрабатывать пятилетнюю разлуку.
— А если я против? — с вызовом спросила Элиэн, стараясь не подавать виду, что ей не очень удобно сидеть. Она попыталась сползти с этого «неудобно», но руки Вадериона на ее бедрах не позволили ей этого сделать.
— Ты провоцируешь… — прохрипел он и тут же, легко подхватив, перевернул ее, положив на разворошенную постель и нависнув над ней. — Я докажу тебе, что ночью есть намного более приятные занятия, чем сон.
Элиэн подняла руку и нерешительно провела пальцами по совсем недавно залеченной скуле. Словно и не было пяти лет разлуки, и они вновь вместе в ту ночь, когда было темно, жарко и настолько хорошо, что можно было забыть про стыд и страх.
— Доказывай, — прошептала она, притягивая к себе Вадериона. Хотелось еще немножечко той любви и тепла, что он ей давал.
Его язык, такой горячий и проворный, полностью завладел ее ртом, его губы терзали ее. Халат, ремень, штаны — от их одежды Вадерион избавился в одно мгновение, а потом был жадный шепот, когда он ласкал ее и его тихий, едва слышимый