волосами по плечи. Одет он в кожаные штаны с металлическими вставками. Выше – широкий пояс, увешанный застёжками, что закрывал живот от паха и до рёбер. Грудь же была открыта. Сделанный из кожи наруч-маника, как у гладиаторов Бестиарий, которые предназначались для боя с хищниками. Такая одежда была похожа на хоть и неполноценные, кожаные доспехи.
Всё это: фигура, одежда, причёска – придавали ему устрашающий, мужественный вид сильного воина. Но если присмотреться к нему, то сразу были заметны омерзительные животные отличия. Как, например, небольшие заострённые уши, как у летучей мыши, когтистые пальцы рук, клыкастый оскал и красные глаза. Так выглядел старший над бесами, имя которому Вельзевул. И когда он увидел лесоруба, то сказал:
– Вот, значит, с кем уготована мне встреча! Тогда, вселившись в ведьму, я решил, что обознался… Ведь после монгольского нашествия тебя я более не надеялся увидеть за пределами деревни. Особенно стоя на ногах, а не в земле зарытым.
– Лично я тебя в первый раз вижу и через мгновение – последний!
– Разве ты не знал имя Вельзевул? Может, совесть далеко запрятала воспоминания о нашей встрече, потому и не припомнишь? Ты меня, конечно же, не видел, но зато ощущал. Особенно тогда в бою, когда к надменности стремился. Я был призван в тот момент, когда гордец схватился за оружие. Когда топор назначил человека богом…
От этих слов у Гавриила защемило в груди. Он вспомнил, как высокомерно, войдя в кураж, рубил монголов. Но он оспаривал это у себя в душе. Выдумывал собственные аргументы, дабы задавить факты. И всё ради того, чтобы его меньше терзали боль утраты и вины. И теперь лесоруб попытался своими оправданиями парировать нечистому:
– Они захватчики и мародёры! А я защищал свой дом. Так что тебе не сбить меня с толку, демон! Закрой свой скверный рот и прими достойно свою участь!
Вельзевул оторопел. Ярость вспыхнула в нём от возмущения. Ведь с ним в таком тоне ещё никто не смел разговаривать. Потому он не заставил себя долго ждать и ответил:
– Ты, тот, кто сгубил собственную семью в пылу гордыни, пришёл за мной?! Который возомнил, что сам всё войско одолеет, мне посмел указывать?! Кто приказал родным запереться и ждать смерти?! Ты столько бедствий и болезней в мир принёс и всё же явился суд надо мной вершить? – несколько секунд Вельзевул пристально вглядывался в него, не говоря ни слова, а потом продолжил: – Вижу, что страдания твои, вызванные гибелью людей, прекращены. Или ты распробовал вкус крови, что так глушит душевные тревоги? Кем ты себя возомнил, когда решил взять ответственность учить кого-то жизни? Если сын гордости сочтёт себя учителем, решив образумить вора и лжеца, то может ли он искупить свои дела? Как наивно… Кем бы ты ни старался стать, что бы ни пытался сделать, как бы ни замаливал свои грехи, но ты никогда не сможешь исправить те свои деяния!
Гавриила на мгновение парализовало… Он стал в ступоре, и ему показалось, что будто разучился дышать. Лёгкие сковало, сердце заколотилось, а ноги стали подкашиваться. Ведь демон распалил старую, ничем не залечивающуюся рану. Поднял наружу все самые страшные его кошмары. Ему даже нечего было ответить на это. У него не было чем парировать такому. А всё потому, что в душе лесоруб считал именно так же. От волнения в глазах стало темнеть. Но вдруг как будто неведомая сила прояснила ему взор, дала спокойствие и напомнила, зачем он здесь…
– Пусть ты будешь тысячу раз прав, но ты знаешь, что не по своей прихоти я здесь. И ты знаешь, зачем я послан…
После этих слов они с невероятной скоростью устремились на друг друга, словно два пушечных ядра. Каждый нёс с собой сокрушающий удар. И, когда они настигли друг друга, раздался взрыв. И взрыв тот был так силён, что смог разрушить проклятый город, вконец обвалив полуразваленные строения.
И когда поднятая в клубы пыль осела, обнажив вид на каменные завалы, то из одного из них показалась металлическая рука. А потом и вовсе выбрался из-под них и встал Гавриил Благоев. Вельзевул же в бездыханном состоянии остался погребённым под развалинами. Демон не смог выдержать, а лесоруба спасли его щиты.
И вдруг раздался возглас в голове:
– Ты выдержал второе Моё испытание. Теперь же ступай по зову чувств, чтобы исполнить третье.
– Отче, что с моей семьёй?
– Твои дети в Царствии Моём и ждут тебя. Исполни волю Мою, и воздам Я тебе и отпрыскам твоим, как никому другому. Никто не возымеет столько, скольким одарю Я тебя. Никого Моя благодать не коснётся так, как коснётся тебя и потомков твоих.
– А жена моя?
Но не услышал он ответа. Голос стих у него в голове, порождая всё большие страхи за свою любовь.
И вот с тяжёлым сердцем и изнывающей душой Гавриил Благоев отправился исполнять третье своё поручение…
Глава 12
Новая дорога Гавриила оказалась нелёгкой. Он шёл через непроходимые дебри и лесные чащи. Ему по пути не встретился ни один город, деревня или какое-нибудь селение. Всё казалось необитаемым и настолько диким, что Благоев потерялся. Он уже не ведал, в чьих землях странствует. Да ему это уже и не было важно. Он думал над столь тяжёлыми для его сердца словами Вельзевула. До встречи с ним боль стала затихать на фоне радости за Никколо. Но демон не только напомнил о ней, он вдобавок надорвал рану. Другой от таких мучений уже давно бы сломался, но лесоруб всё шёл. Правда, с каждым шагом он заходил всё дальше в болото самоосуждения.
Благоев по пути не чувствовал холода от ветреных ночей или жара зноя. Чувство вины сменялось на тоску по своей Майе и страх за её загробную участь. Ведь он всё ещё питал надежду на положительный исход Суда, что даст возможность воссоединиться с ней. Но это не только надежда, это цель, к которой он стремится, это мотив, ради которого преодолевает все испытания. Ведь нерушимость слов Его и наполовину не могут заставить Благоева вершить волю Божью. Но он и не святой, потому и нет смысла искать в нём изъяны. Можно сказать даже больше о Гаврииле. Ему не столь важна теперь в новой жизни Божья благодать, Царство Небесное или пейзаж Эдема. Он стремился лишь воссоединить семью, обрести покой в их объятиях и исправить ошибки прошлой жизни. А без Божьей помощи этого всего не получить, а значит, надо выполнить поручение Господне.