этом он не стал таким уж умалишённым… Он отличал чёрное от белого, добро от зла, знал, чем займётся, если вдруг вернётся к нормальной жизни. Просто Гавриил стал слишком нервозен, теперь уже мучимый кошмарами своих сновидений и порабощённый унынием.
Когда лесоруб сидел в углу в полуживом состоянии, почти решив, что врос в камень, не отличая день от ночи, его взбодрил поток свежего воздуха в запрелой духоте пещеры. Благоев внезапно почувствовал камень, ветер, что мчит вокруг горы, гоняя тучи, воду в реке и пламя в почти угасшем сердце, но вновь воспламенённое знакомым возгласом: «Встань и иди!»
Цена порока
Юная семнадцатилетняя Майя сегодня проснулась, как всегда, до рассвета. Аккуратно встав с кровати, стараясь шумом не разбудить пожилую мать, она оделась и вышла на улицу. Набрав воду из колодца, девушка умылась и пошла управляться по хозяйству. У неё было много задач на день: накормить кур и овец, заменить им воду, приготовить поесть, поработать в огороде, убраться в доме, купить дров на неделю. И всё это она делала одна, так как отец её давно умер, а старая мать была болезнью прикована к постели.
Несмотря на то, что старуха не могла без Майи даже поесть, она никогда не упускала возможности отчитать свою дочь за что-либо. Чаще всего девушке приходилось выслушивать порицания по поводу того, что она слишком долго приходит на зов (для ругани ей было достаточно прождать и полминуты), или причина была в придирчивости больной к еде. Доходило даже до того, что мать стыдила свою дочь, мол та в свои годы ещё не замужем. Женщину не волновали заботы и обязательства Майи. Она постоянно давила на нее, тыкала во что-то, напоминала Майе о её, как ей казалось, никчёмности. Девушке лишь оставалось жить и терпеть подобного рода унижения от своей мамы.
Однако у Майи всё же было развлечение, если это можно таковым назвать… Каждую неделю она с нетерпением ждала, когда закончатся дрова и ей придётся пойти и купить их ещё. Дрова продавал на дому старый лесоруб, который знал Майю и её ситуацию. Потому он брал с неё денег меньше, чем с остальных, и отправлял своего сына помочь ей доставить поленья до дома. Сын же такой возможности услужить Майе был не против, ведь к ней он хорошо относился. И звали этого парня Гавриил Благоев. По пути к дому двое молодых людей мило беседовали: о чём-то шутили и смеялись, советовались, делились какими-то переживаниями. Тут не мудрено, что Майя испытывала чувства к Гавриилу, который, в свою очередь, силён, умён, красив, здоров и обходителен с ней.
Это был единственный просвет и отдушина в мрачной жизни, переполненной неблагодарности, давления и унижения. Однако союз их оказался невозможен, так как сын лесоруба помолвлен с её соседкой Милой, живущей через три дома. И как раз получалось так, что Гавриил жил по левую сторону, а Мила по правую от её дома. Это местоположение жилищ давало возможность каждый вечер видеть довольную и радостную соседку, идущую от дома Благоева.
Майю раздирала зависть. Её душило чувство недосягаемости счастья. Особенно плохо становилось, когда её мать подбрасывала в печку дров своими порицаниями за то, что та незамужняя: «Кто тебя такую возьмёт?! Стакан воды не подашь. Быстрее смерти дождёшься, чем тебя. Будешь такой медлительной, никогда замуж не выйдешь!» Ножом по сердцу были эти слова. Но юная Майя терпела. Как же ей было тяжело кормить скандальную мать и попутно наблюдать в окне довольную жизнью Милу. Одному Богу известно, насколько сильно она стискивала зубы в эти моменты. И так день за днём от работы и обязательств к боли и унижениям проходила жизнь Майи, пока не произошёл один случай.
Однажды вечером старухе было хуже обычного, и девушке пришлось просидеть с ней до самого вечера, пока та не уснула. Когда всё-таки мать задремала, солнце уже зашло за горизонт, и Майе нужно было выйти на улицу, чтобы завести овец в овчарню. Отправившись к выходу, она посмотрела в окно, и от увиденного резко остановилась. За окном небольшая стая из трёх волков тянула уже задушенную овцу со двора. Поначалу девушка испугалась. Но потом, придя в себя, решила поднять шум, тем самым напугать зверей и предупредить соседей об их присутствии. Выбежав в прихожую, уже схватившись за ручку входной двери и приготовившись кричать, она через другой оконный проём увидела Милу, идущую от Гавриила. И тут её на несколько секунд парализовало. Тысяча мыслей пронеслась в её голове за это мгновение. Майя убирает ладонь с ручки и тихонько задвигает щеколду, закрыв дверь. А после быстро, не поднимая шума, бежит в постель и ложится, притворяясь, что спит. Не проходит и минуты, как на улице раздаётся женский крик в сопровождении звериного рыка.
Мила пытается скрыться от волков. Убегать бессмысленно, потому она рвётся к первой попавшейся двери, которая оказывается от дома Майи, но она закрыта на щеколду. А сама Майя лежит, повернувшись лицом к стенке, с открытыми глазами и слушает, как её соперница кричит и барабанит в дверь, взывая о помощи. Ещё пару секунд – и крики мольбы сменяются человеческими воплями, волчьим рычанием. Звери живьём её задрали, срывая куски плоти. На этот шум выбежали соседи, но было уже слишком поздно. Волки нанесли Миле непоправимый вред – раны, несовместимые с жизнью. Это была страшная смерть, которую Мила не заслужила и могла бы избежать, если бы не чужая зависть…
Глава 13
Выйдя из пещеры, Гавриил сделал глубокий вдох, от которого у него закружилась голова. Это был первый глоток свежего воздуха за пять лет одиночного заточения. Ему поначалу стало трудно дышать. Особенно из-за палящего солнца, которое раскалило воздух. Но Благоев наслал тучи так, что они заволокли небо, закрыв собой светило. И с их появлением пошёл проливной дождь.
Лесоруб с облегчением запрокинул голову назад. Холодные капли, срывающиеся с небес, омывали его кожу. Блаженство, которое испытывал Гавриил, мог ощутить лишь человек, который так же был заточён, как и он. Ведь для таких людей, лишённых воли, порой обыденные вещи становятся божьей благодатью.
Слегка сняв с себя напряжение, Благоев отправился в свой путь, следуя за чувствами. Ему не стало намного лучше, благодаря свободе. Она, конечно, приободрила его тем, что одарила пониманием о близости к концу пути. Но это ненамного меняло его самочувствие. Разве что видения исчезли, да и предвкушение финала держало его на ногах…
Несколько