Уэйн засунул руки в карманы и стал ходить, делая вид, что ищет, но единственной причиной, по которой он приехал, состояла в том, чтобы вовлечь Ваксиллиума в это расследование, потому что он хорошо разбирался в штуках такого рода. Если есть вовлеченные люди, для Уэйна это было весьма удобно. Но цветы и грязь… не очень.
Через несколько минут поиска Уэйну стало скушно, по — этому он пошел туда, где искала Мараси. Она поглядела на него.
— Я действительно должна сказать это, Уэйн …, эта шляпа не совсем идет тебе.
— Да. Я просто хочу, чтобы это постоянно напоминало Ваксу, что он должен мне новую.
— Почему? Вы же сами позволили тому мужчине забрать вашу старую шляпу.
— Он(Вакс) убедил меня не сопротивляться, — проворчал Уэйн. Это казалось очевидным для него.
— А затем, он стрелял в парня носящего шляпу, но парень ушел!
— Он не мог знать, что этот человек выживет.
— Он не помешал украсть мою шляпу — сказал Уэйн.
Она улыбалась и с недоумением посмотрела на него.
Большинство людей, они не понимали прелесть шляпы, и Уэйн действительно не обвинял их.
Пока у вас нет хорошей, удачливой шляпы, вы не понимаете её ценности.
— На самом деле все в порядке, — тихо сказал Уэйн, пробиваясь через сорняки.
— Но не говорите этого Ваксу.
— Что?
— Я должен был потерять эту шляпу, — Уэйн признасял.
— Иначе, она была бы разорвана взрывом, видишь? Удача, что её украли.
***Такая же судьба у моего пыльника.***
— Ты очень уникальный человек, Уэйн.
— Технически, все мы такие, — сказал он.
Затем он заколебался. — За исключением близнецов, я предполагаю. Так или иначе, есть кое‑что, что я хотел бы спросить у вас. Это немного личное, и все же.
— Насколько личное? — спросила она.
— Ну, знаешь, о тебе и все такое. Личное, вроде как личное. Я полагаю.
Она помотрела на него, нахмуривщись, затем покраснела. Казалось, что девушка сделала что‑то, что очень веселило Уэйна.
Девушки симпатичнее, когда немного краснеют.
— Вы не имеете ввиду меня… и Вас …, я имею ввиду …
— Ох, Гармония! — Уэйн замеялся.
— Это не то, что ты могла бы подумать, подруга.
Не волнуйся. Ты достаточно симпатична, особенно через медь, если понимаешь, что я подразумеваю.
— Медь?
— Конечно. Слово с большим количеством хитростей, как и ты.
У тея симпатичный акцент, и некий хороший прыжок в область облаков.
— Осмелюсь спросить, что это такое?
— Белые, пушистые вещи, которые плавают высоко над плодотворной землей, где семена посажены.
Она покраснела еще больше.
— Уэйн! Это может быть самые оскорбительные слова, которые кто‑либо когда‑либо сказал мне.
— Я всегда стремлюсь к совершенству, подруга. Я всегда стремлюсь к совершенству. Но не волнуйтесь, как я уже сказал, ты действительно хороша, но ты не имеешь достаточно сильного удара для меня. Мне нравятся женщины, которые могли бы сбить спесь с моего лица хорошим ударом на отмашь.
— Ты предпочитаешь женщин, которые могут избить тебя?
— Конечно. Это так. Так или иначе, то, о чем я говорил, было твоей Алломантией. Видишь, ты и я, у нас есть противоположные силы. Я ускоряю время, ты замедляешь его. Так, что же происходит когда мы используем это в одно и то же самое время? А?
— Этот случай задокументирован, — сказала Мараси.
— Они уравновешивают друг друга. Ничего не происходит.
— Действительно?
— Да.
— Гм, — сказал он, вытирая нос носовым платком.
— Самый дорогой "ничего" человек может обнаружить, что в нас обоих горят редкие металлы.
— Я не знаю, — сказала она со вздохом.
— Моя сила довольно хороша при выполнении ничего самостоятельно.
Я не думаю, я действительно поняла, насколько жалким был Импульс, пока я не увидела, что твоя сила может делать.
— Ох, твоя сила не так уж плоха.
— Уэйн, когда я использую свою способность, то все, чего мне удается добиться — замереть на месте, как статуя, с глупым видом наблюдая за тем, как все носятся вокруг меня с сумасшедшей скоростью. Ты можешь использовать свою силу, чтобы получить дополнительное время. Моя же годится только на то, чтобы отнять время у себя самой.
— Конечно. Но быть может, порой тебе хочется, чтобы какой‑то день настал как можно скорее. Хочется чертовски сильно, верно? В этом случае ты можешь поджечь немножко хрома, и пффф, вон он здесь!
Я…, — она выглядела смущенной, — Я действительно делала так. Хром сгорает медленнее, чем висмут.
— Видишь! Преимущества! Насколько большие пузыри ты можешь создавать?
— Созданный мной пузырь размером с небольшую комнату.
— Получается, он будет поболее моего.
— Умножь ноль на тысячу, и ты все равно получишь ноль.
Он засомневался.
— Ты проделывала это?
— Ээ, да, — сказала она, — Это основы математики.
— Я думал, мы говорили об алломантии. Когда наш разговор превратился в беседу о математике?
Это так же заставило ее краснеть. Вы ожидали, что раскроете девушку, когда говорите о ее более привлекательных частях тела, но не тогда, когда вы упомянаете математику. Она использовала странный сплав, на этот раз.
Она бросила взгляд в сторону Ваксиллиума, сидевшему на корточках поблизости от канала.
— Теперь ему, — сказал Уэйн, — Ему нравятся умные.
— У меня нет никаких намерений в отношении лорда Ладриана, — поспешила ответить она. Ее речь оказалась даже чересчур торопливой.
— Как жаль, — сказал Уэйн, — Я думаю, ты ему нравишься, подруга.
Это могло быть преувеличением. Уэйн вовсе не был твердо уверен в том, что у Вакса были мысли касаемо Мараси, однако, этот человек явно нуждался в том, чтобы наконец‑то освободить свое сознание от Лизи. Да, Лизи была великолепной девушкой. Чудесной, и все такое. Но она мертва, и с того момента Вакс до сих пор… смотрит на него пустым взглядом. Такой же был у него спустя первые недели после ее гибели. Сейчас он лишь смягчился, но по — прежнему никуда не исчез.
Новая любовь могла бы сильно помочь. Уж в этом Уэйн не сомневался, и остался весьма доволен собой, когда Мараси развернулась и ушла от него, в итоге направившись туда, где работал Вакс. Она коснулась его руки, и указала на нечто, расположенное на земле рядом каналом. Вместе, они принялись это рассматривать.
Уэйн решил прогуляться.
— …правильный прямоугольник, — сказала Мараси, — оставленный каким‑то механизмом.
Земля на этом небольшом квадратном участке была примята чем‑то тяжелым. По — видимости, это был единственный след такого рода на всей территории, и кажется, он оказался совсем не тем, что намеревался обнаружить Вакс. Он присел на колени перед ним, и надавил рукой на грунт, пытаясь определить, насколько сильно тот утрамбован. Затем вновь взглянул на железнодорожные пути.