и машинист, не обращая внимания на стрельбу, бросаются открывать вагоны; из них выскакивают заросшие узники и разбегаются в разные стороны.
Там, наверху, на склоне, капитан Федоров кричит партизанам по-русски:
— Точнее цельтесь! Осторожно, чтоб не задеть своих!
Винцо Пирш лежит под старой сосной. Его худое лицо словно вырезано из дерева. Он посылает из автомата короткие, экономные очереди.
— Ложись! — вдруг кричит он. — Мешаешь!
Эти слова обращены к одному из беглецов, солдату Матушу Сироню: он избрал дорогу вверх по склону, прямо к партизанам.
Матуш прижимается к земле, пули летят над его головой.
— Я ведь мог в тебя попасть, — ворчит Пирш. — Куда ты летишь как сумасшедший?
Солдат, отмахнувшись, еле переводит дыхание.
— Туда, за эту гору… Домой!
Винцо Пирш, продолжая стрелять, ворчит:
— Домой… домой… всем бы только домой!
Но Матуша уже и след простыл: он исчезает в лесу над откосом.
Пирша охватывает злость.
— Ты что? — кричит он ему вслед. — Думаешь, у других нет жены?!
И, выругавшись, продолжает стрелять.
Бой за освобождение транспорта продолжается.
8 КАРТИНА
Дорога домой
Матуш поднимается по горе, покрытой еловым лесом, сокращая путь: видно, что здесь он смог бы идти и с завязанными глазами.
Лес начинает редеть, в просветах виднеются зеленые луга, которые спускаются к деревне.
Небольшой белый костел, деревянные дома с гонтовыми крышами, огороды, за гумнами — полоски полей; над лугами темнеют леса, а выше их темно-зеленой полосы — полонина.
Ветерна полонина над Яворьем.
Сюда и мечтал вернуться солдат; теперь он одним взглядом обнял все: полонину, луга, долину и деревню внизу, — и его глаза засветились каким-то суровым удовлетворением.
9 КАРТИНА
В деревне
Колокол на башне костела возвещает полдень, словно приветствуя солдата Матуша Сироня, который возвращается с фронта домой.
Он идет по деревне, взглядом вбирая этот небольшой, близко знакомый мир:
…подойники и жбаны, торчащие на частоколах, красная герань в маленьких окошках… усыпанные недозрелыми сливами ветки, перегнувшиеся в соседний сад… мозаика приготовленных на зиму поленниц, доходящих до самой крыши… а под крышами ласточкины гнезда…
Он идет по деревне и не прячется, не таится: деревня и так узнает, что надо.
А сейчас он почти никого и не встретил: колокола лениво звонят, навевая сонный мир горячего летнего дня.
Лишь около лавки Матуш останавливается — вернее, его останавливает мужчина в черной гардистской[5] форме, который накачивает камеру на колесе зеленого велосипеда.
— Привет, Матуш! — сердечно восклицает он. — Ну что, в отпуск? В отпуск?..
Гардист достает сигареты.
— Угощайся… Что нового на русском фронте?
Матуш пожимает плечом.
— Немцы удирают… как везде.
— А тебя они послали вперед, а? — усмехнулся гардист.
Матуш с наслаждением делает первую затяжку.
— Хорош у тебя велосипед, Амброз.
Владелец новенького зеленого велосипеда нахмурился.
— Погляди-ка, — показывает он на спустившую камеру. — Это пока я пил пиво. Мне почти каждый день портят шину.
— Ребятишки, — говорит Матуш.
— Может, ребятишки, а может, и…
У Амброза большая, почти квадратная голова, словно посаженная какой-то злой силой прямо на плечи. Он неприязненно оглядывает ближайшие дома.
— Не пойму, что за народ… Нашего брата ни во что не ставят… — Он вдруг испытующе смотрит на Матуша. — А ты что же это так, налегке? Ни чемоданчика, ничего!
— Пропил я, — отвечает Матуш, кивая на прощанье. — Ну, бывай…
Амброз задумчиво смотрит ему вслед.
Солдат без солдатского чемоданчика — это для него вещь непостижимая, даже противоестественная.
Вытерев пот со лба, он склоняется над велосипедом и продолжает накачивать шину.
Колокола, возвещающие полдень, все еще звонят.
10 КАРТИНА
На дворе
Колокола допели последний стих, на деревню опустилась послеполуденная тишина.
Из хлева выходит молодая женщина с полным подойником только что надоенного молока.
Она останавливается, ладонью прикрыв глаза от солнца.
— Матуш!
Ее крик вспугивает голубей. Подойник летит на землю… женщина бежит к воротам.
И Дунчо радостным лаем приветствует своего хозяина, рвется на цепи.
Солдат сжимает жену в объятиях.
— Мальчик родился или…
— Сам увидишь! — на одном дыхании отвечает жена.
По двору разносится новый крик.
— Матушко!.. Брат мой любимый!
Босоногая девушка — Зузка, сестра Матуша — уже бежит к воротам, юбки ее развеваются над загорелыми икрами.
В дверях показываются мать Матуша и его дедушка, Якуб Сиронь.
— Мама…
Мать крестит сыну лоб. А дедушка — еще крепкий мужчина — ворчит (это и упрек и приветствие одновременно):
— Ну что ж ты, пан солдат… Даже не написал, что едешь в отпуск.
— Я не в отпуск, Дедушка… — Матуш вдруг запнулся, не зная, как им объяснить. — Для меня война уже кончилась.
Пораженные, они молчат.
— Сбежал! — догадалась Зузка.
Солдат кивает.
— Боже праведный! — испуганно восклицает жена. — Значит, тебя будут разыскивать, будут…
— Ясное дело! — перебивает ее дед. — Дезертиров всегда разыскивают… Так было и так будет. А потом посадят в тюрьму. А то и расстреляют.
Мать заломила руки.
— Господи, что ж ты наделал, сын мой…
— А ну-ка, помолчи! — перебил ее дед. — Слезами горю не поможешь. Надо его спрятать. На чердак, в кладовку или… Нет, лучше в хлев, под навоз. — А внуку-дезертиру дед бросает: — Чего ж ты разгуливаешь по деревне, дурень!..
11 КАРТИНА
В деревне
Вниз по деревенской улице едет Амброз. Он держится прямо, уверенно, как если бы сидел не на велосипеде, а на коне; ноги в начищенных до блеска сапогах неподвижно застыли на педалях, слегка тормозя.
Навстречу ему, подпрыгивая, бегут два босоногих сорванца.
— На страж![6] — вежливо здороваются они.
— На страж! — с достоинством отвечает Амброз.
И, ловко описав небольшую дугу, он останавливается около какой-то калитки.
12 КАРТИНА
На дворе
Матуш, не соглашаясь с дедом, отрицательно качает головой.
— Но мне неохота прятаться, дед, я не хочу, чтобы…
— Тс-с, — прошипела Зузка.
А Амброз, прислонив зеленый велосипед к воротам так, чтобы он все время был у него на глазах, уже протискивается в калитку.
С видом старого приятеля подходит к притихшей семье.
— Доброго здоровья вам всем… Ну что, соседи, вернулся ваш? Совсем вернулся?
— Да где там, Амброзко, — вымученно улыбается мать. — На пару дней… вроде как на побывку…
Квадратная голова согласно кивает.
— А бумажка-то у тебя есть? — вдруг обращается он