Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господин Севастьян?
Контора «Ли и Ли» в васильевские времена в старом здании не охранялась.
— Соболезнования, соболезнования, — скороговоркой бормотал Ли, усаживая Севастьянова в углу обширного кабинета в самой середине дивана. Диван перевезли из прежнего помещения, и казалось, Васильев здесь по-прежнему, лишь вышел на минуту.
Стен не было, между стальных рам шло сплошное стекло, и Севастьянов будто парил над улицей. Внизу на уровне третьего этажа ветер силился раскачать набухший от дождя плакат профсоюзников: «Качественный труд — лучшая жизнь!»
— Поджидал вашего звонка, поджидал, — приветливо сказал, гнусавя «по-оксфордски» на английском, Ли, у которого поприбавилось старческих веснушек на облысевшем темени. Но узкое лицо с пергаментной кожей и спокойным взглядом выцветших глаз не изменилось.
Севастьянов развел руками. Тронул узелок галстука.
— Понимаю, теперь вы — один, надо осмотреться. Мне сообщили, что вы вернулись, господин Севастьянов. Рад... Итак?
В складке, идущей от уголка губ к подбородку, у Ли-старшего посверкивала слюна. «Сколько же ему теперь? — подумал Севастьянов. — За восемьдесят определенно...»
Ли выпростал из кармана рубашки коробку с радиотелефоном и сказал:
— Мисс Сулачана, советскую папку, пожалуйста... Итак?
Следовало сразу развеять возможное впечатление, что он,
Севастьянов, явился с чьей-то санкции. Иначе, когда потом это станет очевидным, потеря лица и доверия.
— Мэтр, это — визит вежливости...
Ли смотрел внимательно.
— Я не имею полномочий квалифицировать свой приход к вам иначе. Пока... в настоящее время... то, что я собираюсь сказать... это даже не предварительная консультация. Я хотел, чтобы вы выслушали меня.
Пластиковые шторки на квадратном полированном ящике у дивана раздвинулись. В прозрачной коробке выехала пухлая папка.
— Не привык к компьютерам, — пробрюзжал адвокат. — Листаю бумаги... Десять минут достаточно?
— Пять, — сказал Севастьянов.
Все думано-передумано... Он старался говорить медленно.
6 мая 1985 года со стороны «Ассошиэйтед мерчант бэнк» заявлена в суде петиция о банкротстве некоего Ли Тео Ленга. Дело подлежит слушанию 8 августа. Как представляется Севастьянову, банкротство Ли Тео Ленга явится завершающим шагом по утайке денег, полученных «Ассошиэйтед мерчант бэнк» когда-то от Васильева. Всего восемнадцать миллионов долларов.
Из чего следует такое предположение?
Бросается в глаза, что иск о банкротстве направлен против того, от кого получили деньги. Признание банкротом по суду Ли Тео Ленга открывает возможность для «Ассошиэйтед мерчант» объявить банкротом и себя. Банкрот-клиент-де разорил до нитки... Таким образом, банковская компания, которой Васильев предоставил кредит, больше не существует!
Ну, хорошо — обманут Васильев. В деловом мире случай повседневный. Но ведь обманут и закон! Закон обманут в Сингапуре!
Кто выиграл от этого обмана?
Некто Клео Сурапато, яванский китаец, контролирующий «Ассошиэйтед мерчант бэнк» Это он намерен заявить, что размещенные им у Ли Тео Ленга кредиты, полученные от Васильева, пропали. И разве он в ответе, что и его «Ассошиэйтед мерчант» на том надорвалась? Сам Клео Сурапато заявит, что он теперь просто мертв как делец. Что же взять с мертвого?
— Только его смерть, — сказал Ли.
— Смерть?
Адвокат кивнул.
— Не понимаю, — сказал Севастьянов.
— Продолжайте, — попросил Ли.
Теперь Севастьянов вступал в опасную зону собственных подозрений.
Ли едва приметно опустил веки, когда услышал предположение о том, что Ли Тео Ленг — фигура вымышленная.
— В жизни, — сказал Севастьянов, чувствуя как сохнут губы от напряжения, — это некто Амос Доуви, отбывающий теперь наказание за мошенничество в Гонконге. Никому не придет в голову привлекать его после полной отсидки к ответственности опять по вскрывшимся новым обстоятельствам, но все-таки старого дела. Разве не похоже все это на грязную игру, затеянную Клео Сурапато и Ли Тео Ленгом, то есть Амосом Доуви с целью утаить от подлинного собственника, то есть Васильева или его представителя, восемнадцать миллионов?
— С кем вы говорили на этот счет в Бангкоке, господин Севастьянов?
— Я не вел бесед об этом. Это — деловая тайна. Однако косвенные, дополнительные сведения по высказанной версии пытался получить. Это случилось в ходе встречи с Жоффруа Лябасти-младшим из бангкокского отделения «Индо- Австралийского банка» и в отделении «Банка Америки». Дело в том, что оба банка выступают иногда гарантами или посредниками по сделкам Клео Сурапато на таиландской территории... Преднамеренное самоубийство «Ассошиэйтед мерчант бэнк» отнюдь не превратит этого яванца или китайца в нищего. Совсем наоборот! Он держит значительные средства и в «Индо-Австралийском», и других финансовых предприятиях... Мои догадки... то есть предположения сформировались окончательно, когда я понял это в Бангкоке...
— Не в Москве? — спросил Ли, разглядывая побелевшие пальцы Севастьянова.
— Нет, — твердо сказал Севастьянов, — не в Москве... Я хотел бы повторить, мэтр, что просил лишь выслушать меня... не формально. Я понимаю... Ваше время...
— Вы не вправе обижаться, господин Севастьянов. Память господина Васильева, поверьте, мне дорога. Вопрос диктовался желанием почувствовать, как... как далеко зашли... э-э-э... подозрения у вашей стороны относительно «Ассошиэйтед мерчант бэнк». Наша репутация, я имею в виду репутацию сингапурского рынка, важна в ваших глазах
Ли провел морщинистым, как куриная лапка, пальцем по колонке цифр растущей торговли с СССР на листе, заложенном для него пластиковой линейкой Сулачаной в подшивке.
— Подозрения... сформулированы мною лично, мэтр... Не в Москве.
— Поэтому, мой молодой друг, вы считаете себя вправе думать, будто я поведу себя как зубной врач, отказывающийся помочь без оплаты вперед? Я догадался... У вас нет полномочий на эту беседу, а стало быть, и средств для оплаты моих услуг. Не так ли?
Севастьянов кивнул.
— Мисс Сулачана, — сказал Ли в радиотелефон, — принесите-ка нам что-нибудь попить, а?
Севастьянов машинально взял со столика статуэтку изможденного буддистского отшельника. По ребрам святого ползли искусно вырезанные мыши.
— Пожалуйста, поставьте фигурку на место или отдайте мне, — попросил Ли. — У божка ревматизм.
— У статуэтки?
Севастьянов в первый раз улыбнулся не из вежливости.
— Может, и гланды?
— Не святотатствуйте, молодой человек! Болезненный бог понятливее...
Безотчетное ощущение, что Ли на его стороне, пришло. Оно пришло.
Сулачана поставила на столик поднос с зеленым чаем. Разлила по чашечкам.
— Не правда ли, — спросил стряпчий, бережно поглаживая принятую из рук Севастьянова статуэтку, — целая история человеческой судьбы, вырезанная из кости?
Севастьянов не знал, что сказать.
Ли осторожно отхлебнул на пробу. Слюна в складке, тянувшейся от губ к подбородку, снова блеснула.
— Обычай китайцев, — сказал адвокат, — да и старые законы предполагали, что свидетель на суде обязан лгать и лгать, покрывать своих. Цивилизованный китаец, знаете ли, не понимает пристрастия западных судов заставлять свидетелей клясться на Библии. Надо быть действительно сумасшедшим западным варваром, чтобы додуматься до такой нелепицы. И я разделяю эту точку зрения...
— Мэтр, более чем странную для юриста!
— Академического юриста... Но ведь с какой стороны посмотреть... И после клятвы лгут. Большинство определенно.
— Другими словами, вы советуете, мэтр, попытаться уладить беспокоящую проблему непосредственно с теми, кто причастен к... к исчезновению восемнадцати миллионов. Скажем, с Клео Сурапато?