Месяцы жесткой муштры, которой подвергали своих солдат Макрон с Катоном, не прошли даром: когорта тут же отделилась от колонны и построилась. Катон с паузой на вдох выкрикнул приказ:
— По полцентурии разомкнись!
Послышалось дружное шарканье, и когда между шеренгами образовались промежутки, Катон вынул меч и указал им на утратившую прочность фалангу:
— Вперед!
Вторая Иллирийская стройным шагом двинулась по агоре под бдительным оком идущих сбоку офицеров, все ближе и ближе к изнемогающим под вражеским натиском наемникам. Командир синтагмы, оглянувшись, увидел, что к нему на выручку поспешают римляне, а также, что в их шеренгах имеются зазоры, и сразу все понял. Обернувшись к своим, он поднес руку ко рту и кинул клич:
— Отходим! Все назад в цитадель!
Греки начали пятиться от повстанцев, отчаянно тыча сариссами, чтобы создать какой-нибудь промежуток между собой и врагом. Едва кому-то из них удавалось отбиться, как они поворачивались и бежали навстречу людям Катона, что мгновенно повергало в опасность их менее расторопных товарищей, поскольку в быстро ломающийся строй тут же врывались мятежники. Некоторые из эллинов уже оказались отрезаны и окружены; на них наседали со всех сторон, и им оставалось лишь бешено крутиться, пытаясь отразить удары врагов. Но неизбежно тут или там укол клинком достигал своей цели, и тогда, стоило воину покачнуться от полученной раны, как его валили наземь и он исчезал под градом рубящих ударов и уколов копьями. Вот наступающей линии римлян достигли первые из бегущих и устремились в спасительные коридоры между шеренгами. Катон снова вынул меч и занял место в середине шеренги, рядом с Парменионом. Ступая по брусчатке, он огляделся по сторонам, выверяя нужный момент. Как только в коридор влетел последний из уцелевших греков, префект подал команду:
— Сомкнуть строй!
Люди из задних рядов торопливо заполнили бреши за те секунды, пока на них неслись орущие повстанцы.
— Щиты вперед! — провопил Катон перед самым столкновением, и тут же на пути у орды мятежников взметнулась стена из широких римских щитов с надраенными шишаками. Вдоль линии щитов взблестнули острия мечей. Завидев такое, передние повстанцы на мгновение притормозили, и бросок тут же потерял свой порыв. Две силы сошлись в хорале стука щитов о щиты, мечей о покрытое шкурой дерево и ломкого звона клинков о клинки.
Катон пригнулся за наспех одолженным у кого-то щитом и напряг ноги. По краю щита кто-то увесисто грохнул, от чего сам щит хлопнул нашего префекта по шлему, да так, что искры из глаз посыпались. Катон, по сути, вслепую выкинул вперед руку с мечом. Выпад пришелся в пустоту, и он тотчас отдернул руку назад, пока никто из повстанцев не изловчился рубануть по неприкрытой плоти. С обеих сторон натужно пыхтели и прихрюкивали при ударах дерущиеся; кто-то в голос выкрикивал боевые кличи, ругательства или просто бессвязные, сопровождающие выпад или парирование возгласы. Все это мешалось со вскриками, всхлипами и стонами получивших в данное мгновение рану, увечье или смерть. Катон сосредоточился на своем местоположении спереди когорты, твердо сознавая, что покуда держится строй, Вторая Иллирийская будет стоять незыблемо, несмотря на численное меньшинство.
Бросок повстанцев остановил наступление римлян, и теперь они встали, твердо уперев ноги и выбрасывая перед собой щиты при одновременном выпаде на любого из врагов, кто дерзнул приблизиться лишку. В прибывающем свете Катон увидел взблеск лезвия, возносящегося над его щитом, и инстинктивно выставил меч, чтобы блокировать удар. Спустя миг на его короткий меч обрушилось тяжелое лезвие фалькаты, чуть не выбив меч из руки. Рука от удара занемела, и Катон изо всех сил сжал кулак, чтобы удержать рукоятку оружия. Фальката поднялась снова, под торжествующий рев размахивающего ею мятежника.
На этот раз Катон успел вскинуть щит и отбил им клинок, при этом коротким секущим взмахом ударив атакующего по выставленной ноге. Удар произошел одновременно с тем, как сверху звякнул шишак щита, едва не угодившего по шлему. Припав на одно колено, Катон расслышал, как мятежник взвыл от боли и ярости — оказывается, меч рассек ему бедро, разрубив мышцы до самой кости. Человек пошатнулся и пал на землю. Оружие он при этом выронил и схватился пятерней за свою рану, тщетно пытаясь остановить брызнувший фонтан крови. Затем вперед выпрыгнул кто-то еще и закрыл собой упавшего. Катона за предплечье схватила чья-то рука и, подняв, утянула обратно в строй. Мельком глянув, Катон понял, что это Парменион.
— Никак ранены, господин префект?
— Никак нет.
Парменион, не успев кивнуть, дернул головой вбок: совсем рядом с головой мелькнул наконечник копья. Катон ударил по древку, сбив острие к земле, а вторым ударом секанул по сжимающей копье руке, перерубив суставы и сухожилия, так что копье выпало из уже бесчувственных пальцев.
— Отходим с места! — скомандовал Катон. — Парменион, считай!
— Раз! — прокричал центурион, и когорта дружно отступила на шаг. — Два! Раз! Два!
Вторая Иллирийская начала ровно отходить по направлению к цитадели, а Катон через ряды солдат пролез к сигниферу и встал рядом с ним. Отход был, пожалуй, одним из самых сложных маневров. Если построение нарушится или распадется, пальмирские повстанцы изрубят их всех на куски. Катон видел, как в цитадель возвратились последние из наемников и что теперь под массивной аркой в одиночестве стоит Макрон, приглашающе помахивая. Рядом продолжал отсчитывать темп Парменион, и когорта медленно оттеснялась в сторону ворот. Левый фланг был защищен вздымающейся стеной, откуда повстанцев осыпали стрелами лучники со стрелометчиками, а камнями — пращники и стрелки баллист. А вот правый фланг вскоре начнет схлопываться, и его смогут по краю обойти повстанцы, а там недалеко и до окружения, как недавно произошло с греками.
— Парменион, ко мне!
Как только заместитель пробрался сквозь ряды, Катон указал на правый фланг.
— Я приму командование фланговой центурией. Как только левый наш край достигнет ворот, заводи их внутрь по одной центурии. Я буду вас прикрывать, пока не дойдет моя очередь.
— Слушаю, господин префект, — кивнул Парменион. — Удачи.
— Она мне не помешает.
Катон трусцой побежал в тыл когорты, пока не оказался в первой центурии, состоящей из самых опытных солдат. Командовал ею центурион Метеллий, который появление префекта приветствовал взмахом руки.
— Жаркое выдалось утречко, — заметил он.
— Ничего, денек будет еще жарче, — мрачно, с ухмылкой успокоил его Катон. — Мы будем прикрывать отход наших в ворота. Когда я дам приказ, надо будет, чтобы твоя центурия сформировала клин. Будем постепенно втягиваться в ворота и удерживать перед собой пятачок в несколько локтей, пока не войдет вся остальная когорта.