— Жаркое выдалось утречко, — заметил он.
— Ничего, денек будет еще жарче, — мрачно, с ухмылкой успокоил его Катон. — Мы будем прикрывать отход наших в ворота. Когда я дам приказ, надо будет, чтобы твоя центурия сформировала клин. Будем постепенно втягиваться в ворота и удерживать перед собой пятачок в несколько локтей, пока не войдет вся остальная когорта.
— Понял, господин префект, — невозмутимо произнес Метеллий. — Мои молодцы не подведут.
— Я знаю, — кивнул Катон с улыбкой.
Он обернулся и увидел, что последние раненые когорты, а также предназначенная для прикрытия флангов кавалерия уже втекают в ворота, а ауксилиарии смещаются к цитадели. Настало время первой центурии отделиться от строений справа, открывая таким образом для врага путь в обход фланга. Катон кивнул Метеллию:
— Отдавай приказ.
Метеллий, набрав в грудь воздуха, проревел:
— Первая центурия образует клин! — И, просчитав тихонько до трех, добавил: — Выполнять!
Край центурии, перестроившись, образовал вторую и третью стороны клина, так что теперь во все три стороны громоздились щиты и готовно торчали острия мечей. Повстанцы, само собой, тут же бросились в открывшиеся проемы и стали обтекать центурию, неистово молотя по выставленным щитам.
— Первая центурия! Выдвигаться к воротам!
Под отсчет Метеллия клин начал сдвигаться с агоры, а вокруг него с победными криками бесновались мятежники, словно хищные звери, чующие неминуемую гибель загнанной добычи. Как и рассчитывал Катон, давление на остальные центурии ослабло, и они теперь без особых хлопот уходили в ворота, в то время как мятежники всю свою силу и напор направили на остаток римлян, которые под вражьим натиском продолжали медленно продвигаться к воротам. Глядя через сомкнутые ряды солдат, Катон видел, что большинство наемников вокруг легко вооружено. То есть в бой пока не вступало регулярное войско Артакса. Но вот агору огласил басовитый рев рога, и стала видна колонна воинов, деловитой трусцой спешащих проявить себя у ворот цитадели.
— Надо ускориться, — объявил Катон. — Метеллий!
— Я их вижу, префект, — скороговоркой буркнул центурион и повел своим людям отсчет более частый: — Раз, два! Раз, два!
До ворот оставалось не более полусотни локтей. Макрон отошел внутрь арки; алый поперечный гребень его шлема виднелся в плотном построении легионеров непосредственно за входом в цитадель. Сверху на стенах появление новой вражеской колонны сразу же приковало внимание лучников. В спешащую на римлян мятежную силу полетели темные тростинки стрел, с цокотом падая на брусчатку, а то и вонзаясь в цель. Особенно картинно смотрелись попадания стрелометов — раскалывая щиты, они навзничь сшибали бегущих сразиться с остатком отступающих римлян.
Между тем начинало сказываться само давление людского скопища на небольшой клин: продвижение замедлилось, несмотря на исправность ударов щитов и мечей в тесное вражье месиво. Внезапно один из повстанцев, видимо, смелее остальных, ухватился за верхнюю закраину щита солдата, что рубился поблизости от Катона. Прежде чем тот успел перебить наглецу пальцы, мятежник дернул щит на себя, а нижний его край пинком впечатал воину в голени. Солдат задохнулся от боли, и в этот момент промедления верхняя часть корпуса у него приоткрылась, и в нее с налета вонзилось копье еще одного мятежника — прямо в горло, так что окровавленный наконечник высунулся с той стороны из-под назатыльника шлема. Как только сраженный рухнул на колени, копейщик проворно скакнул в образовавшийся зазор.
— Ишь, прыткий, — буркнул себе под нос Катон и в несколько шагов прорвался к удальцу. Кинув свой вес на щит, покатой его поверхностью он оттеснил чиркнувшее о шишак копье и так рубанул смельчака, что тот кубарем отлетел в толпу. Сам Катон оказался на месте павшего солдата — в переднем ряду, между еще двумя товарищами. Сердце тугим кулаком било под ребра.
— Идем, движемся! — криком подстегнул он. — Если остановимся, нам конец!
Люди спереди еще раз поднажали, отчаянно работая щитами и мечами. Получилось протиснуться еще с десяток локтей, пока построение не застряло снова, в мучительной близи от ворот. В это время первые вражеские подкрепления из регулярного войска влились в толпу, прокладывая себе путь в сторону римлян. И тут Катон с каменной неизбежностью понял: дальше к воротам первая центурия не продвинется ни на шаг. Он машинально двинул кого-то щитом, махнул мечом, и тогда рискнул мельком взглянуть на ворота. Они были по-прежнему открыты, и туда уже поворачивал кое-кто из повстанцев: а вдруг получится.
— Запирайте ворота! — провопил Катон шершавой пересохшей глоткой. — Макрон, спасай людей! Закрывайтесь!
Тупой удар по щиту заставил его пошатнуться, и в этот миг его хватило ледяное спокойствие: убить как можно больше врагов, прежде чем погибнуть самому.
— Ну держитесь, твари, — процедил он. Кулак до боли обхватил рукоять меча, и Катон снова ринулся в передний ряд, полосуя лица скованных сутолокой врагов.
— Вторая Иллирийская! Вторая Иллирийская! — как заклинание орал он, и этот клич подхватывали те, кто бился рядом. Стиснутый со всех сторон клин выгнулся в овал, сгрудившийся вокруг своего штандарта. В эту минуту подоспели свежие силы повстанцев. Построение римлян было теперь не таким действенным, и они падали под ударами все бо€льшим числом. Их товарищи, спотыкаясь о тела, как могли смыкали строй и, натужно дыша, с горящими от усталости ногами, не отираясь смаргивали пот вперемешку с кровью, постепенно, неохотно уступая врагу.
Руку Катона — ту, что со щитом — ожег удар; краем глаза он успел заметить отскочившую от кольчуги фалькату. С зубовным скрежетом испустив утробный стон боли и ярости, он слегка неверным, но сильным ударом выбил оружие из неприятельской руки. Следующим секущим взмахом — навыверт — Катон расшил хламиду, а заодно и плоть мятежника, оставив на ней клинком багровый росчерк.
Со стороны ворот раздался неистовый рев (Катон в этот момент как раз отражал очередной удар погрузневшим щитом: усталость брала свое, силы покидали). Покосившись на звук, он увидел, как из ворот высыпает густая колонна легионеров. Во главе ее шел Макрон, раскрыв рот в беззвучном на фоне общего гула крике. Тяжеловооруженные легионеры как хлам отбросили жидкие ряды повстанцев, что подкатились к воротам, и теперь пропахивали кровавый коридор через толпу, окружавшую небольшой очажок из оставшихся легионеров. Под свирепой силой броска повстанцы несколько оторопели, чем немедленно воспользовался Катон, крикнув своим: