class="p1">Мила, тоже не снимая пальто, не вынимая из карманов рук, села на диванчик. Макарыч гибко встал перед ней на одно колено, снял с её прекрасных стройных ног высокие сапоги, поставил к батарее под окном, принялся разминать ей ступни. Мила благодарно кивнула. Макарыч вздохнул:
– Похороны… Всегда это и страшно и трагично, даже если столетнего старика хоронят. А в моём родном городе, почему-то похороны ещё в сто раз страшней! Всегда это холод, ветер, небесные хляби и прочее, причём даже в июне! Сейчас посидим, помянем по-человечески – я ещё утром этот зал заказал, чувствовал, к чему дело идёт. И, если хочешь знать моё мнение, Серёжа, даже и к лучшему, что нас туда не пустили! Дали попрощаться – и на том спасибо…
Серж, очень бледный, похудевший и заросший бородой, только махнул ладонью куда-то в пространство, будто отпуская грехи всем неразумным людям.
Вошёл официант с подносом глинтвейна в руках, все разобрали стеклянные бокальчики с ручечками, посмотрели на Вальтера.
– Хорошо, что стоя. Может, и не положено, вином горячим поминать, но сначала согреемся, а потом уж… – он помолчал, – Потеря невосполнимая, Серёжа. Сил тебе и крепости. Не должны молодые умирать. Хороший был мужик Анатолий Викторович, и все мы, здесь собравшиеся, это знаем. Пусть земля ему будет пухом.
Выпили. Официант с помощницей принесли закуски.
– Ну-с, если дамы немного оттаяли, то давайте к столу, – пригласил Макарыч.
После третьей рюмки женщины зарозовели, а Сержа немного отпустило, и он смог говорить.
– Ты сказал, что продаёшь дом? – спросил его Макс.
Серж кивнул:
– Половина дома принадлежала Толе, он не оставил завещания. Теперь родные требуют свою часть…
– Кто пыла эта ветьма, которая прокнала нас с поминок?
– Это бабка его, у которой он в детстве жил. Родители работали много…
– Сколько же ей лет? – изумилась Алекс.
Серж усмехнулся:
– Девяносто пять, кажется… Но силы ей не занимать! Это ведь она выдумала, что я его по голове ударил, а потом всё обставил, как несчастный случай. Следствие открыли. Потому его и не хоронили так долго.
– Какая злопа у такой старой женщины! – флегматично качала головой Мила, – Ей пы о туше тумать… Скантал на похоронах внука! Я тумала она упьёт меня своей клюкой.
– И как ловко её успокоил Покровский! – недоуменно пробормотал Серж, – Мне она плюнула в лицо, а с ним послушно пошла под ручку. Я, грешным делом, подумал даже, что они знакомы…
– Наш Владик очарует крокодила, – вздохнул Макарыч, – Его-то не прогнали, сидит сейчас, небось, во главе стола! Зачем он вообще туда явился?!
– Ещё и вырядился, как конферансье, – крутя в пальцах фруктовую вилочку, вставил Макс.
– Я тумаю, папушка решила, что он какой-то претставитель купернатора.
– Может и так, – усмехнулся Серж, – А вы заметили, как выглядела Снежа?
Все закивали.
– Она мне напомнила себя прежнюю, какой была до замужества, – сказал Макс.
– Та. У неё, оказывается, такие красивые, тлинные русалочьи волосы! И фикура в этом чёрном платье…
Алекс подпёрла подбородок кулаком:
– Я совсем опьянела с мороза… Андрей, не наливай мне больше. Влад оставил Фиру.
– Как? – Мила округлила глаза.
– Кто бы сомневался! – пробормотал Макс.
Алекс вздохнула:
– Он ведь не ушёл к какой-то другой женщине, Паша. Он сделал это ради детей.
– Какое благородство! – Макс продолжал играть с вилочкой.
– Из-за детей? – переспросил Макарыч.
Алекс кивнула:
– Да. Снежана… Беззащитная, нежная и удивительная Снежана, сказала ему, что если он не бросит Эсфирь, то ей придётся пойти в органы опеки и у них заберут девочек. Она, конечно, знает, где надавить. Теперь Снежана расцвела, вы сами её сегодня видели.
– Откуда ты всё это знаешь? – спросил Серж.
– От Фиры. Так ей сказал Влад.
Мужчины быстро переглянулись, Макарыч прокашлялся:
– Что ж… такое очень даже может быть. Мужики, зачастую, сохраняют брак ради детей. Давайте ещё по одной на ход ноги?
Серж решил сегодня заночевать в городе, у друзей.
– Нужно, потихоньку, отвыкать от того дома. И я хочу завтра с утра сходить на кладбище, поговорить с ним…
– Поговори, Серёжа, поговори… – Макарыч похлопал его по спине, потом обнял, женщины заплакали, Макс, разомлевший после водки, шумно сморкался в большой клетчатый платок. Макарыч окинул всех быстрым взглядом и объявил срочную эвакуацию. Проводили Сержа до Восстания, он, весь сгорбившись, побрёл к метро, остальные сели в такси.
Макарыч развернулся с переднего сиденья:
– Какие это уже по счёту похороны?
Макс задумался.
– Шестые. Нет, восьмые…
– Звёзды что ли как то не так стоят? – пробормотал Макарыч.
Мила зевнула:
– Высокостный кот.
Алекс положила Максу голову на плечо:
– И ещё это затмение…
– Антрюша, я тоже к Максу привалюсь, нету сил… – пробормотала Мила.
– Привались, привались, – усмехнулся Макарыч.
На левом плече дремала Алекс, на правом сопела Мила, Макс смотрел на набегающую на лобовое полоску асфальта и думал:
«Что сегодня кричала эта злобная старуха, бабка Анатоля? Что внука убили. Убийство, выданное за несчастный случай… Ведь так оно и есть, вот только Серж здесь ни при чём. Кто-то, кто был в доме, кого выследил Толик, притаился в комнате. Толя, за каким-то чёртом, полез в окно, а этот кто-то просто толкнул лестницу, и всё, затылок в крошку о гранитные камни! И не тот ли это, кто сегодня с таким искренним сочувствием говорил с родственниками покойного, а нас будто и не замечал? Красивая холёная сволочь в дорогом костюме! И Снежа! Она ведь вся светилась! Глупая, наивная простота, неужели она до сих пор верит ему?! Непостижимо!»
…Макс проснулся среди ночи. Долго лежал, глядя в чёрный потолок, Алекс тихонько дышала ему в плечо. Он осторожно высвободился из её объятий, оделся, вышел из комнаты. В кухне сварил крепкий кофе, налил в него много жирных сливок, чуть не залпом выпил. Поставил чашку в раковину и пошёл к лестнице возле входной двери.
Он поднялся на второй, «летний» этаж, которым почти не пользовался, приводя в порядок лишь для редких визитов матери с семьёй. В квадратном тамбуре Макс выдвинул нижний ящик деревянного комода. Здесь хранилось вышедшее из употребления постельное бельё и полотенца, которые Макс никогда не выбрасывал и использовал в псарне.
Макс запустил руку в холодные простыни, нащупал металл, вытащил. Он сидел на корточках и смотрел на связку у себя на ладони. Ключи, которые он ещё весной взял с подоконника умершей Татьяны Покровской.
Макс смотрел на ключи, на изящные брелоки – пирамидка и скрипичный ключ. Смотрел долго. Потом покачал головой, засунул связку, поглубже, обратно в бельё, задвинул ящик.
Было уже пять утра. Возвращаться в постель не было смысла, Макс знал, что не сможет уснуть.