выходит из спальни и останавливается в дверях с задумчивым видом.
— Можно вас кое о чем спросить? Этот вопрос не дает мне покоя с тех пор, как мы были здесь утром.
— Конечно, — всхлипываю я, стараясь, чтобы мои руки не дрожали.
— В ее спальне раньше висела картина, правда? Фрида Кало.
— Кто?
— Не важно, чей-то автопортрет. Так вот, теперь ее нет. Четыре дня назад я нашел несколько осколков стекла — в спальне и здесь, в гостиной.
— Ну и что?
— Картина была в раме под стеклом. Предположим, что в тот день, когда Алиса исчезла, она упала и разбилась.
— Окей.
— В окне спальни есть трещина. Я не помню, была ли она там четыре дна назад, но хозяин квартиры считает, что раньше ее там не было.
— И что из этого следует?
— Что кто-то проник в квартиру…
— Через окно в спальне?
— Да. Оно не просматривается с улицы из-за пожарного выхода.
— Значит, вы думаете, что Кнапп проник в спальню и случайно сбил картину со стены?
— Не совсем. Вы ведь сказали, что постель была сырой, правда?
— Ага, а вы сказали, что это потому, что в квартире сыро.
— Видимо, я ошибся. Итак, он проник в спальню, ожидая, что она будет лежать в кровати. Но в кровати ее не было, потому что она была в ванной.
— Окей.
Я не знаю, куда он клонит, и продолжаю дрожать так сильно, что с трудом могу удержать взгляд на его лице. Нил переходит из комнаты в комнату, повторяя шаги преступника.
— Он входит в ванную и застает ее врасплох. Алиса все еще в ванне или только что вышла из нее. Она пытается кричать, но он хватает ее за горло. Именно поэтому никто ничего не слышал. Начинается борьба.
Я больше не хочу об этом думать, но его слова вызывают в моем мозгу живые образы.
— Ей удается вырваться, она бежит в спальню и пытается закрыть дверь, но что-то мешает ей, — он показывает на дверную раму, на которой виднеется углубление. — Похоже на вешалку, правда?
— Да, но это углубление могло быть там и раньше.
— Кнапп врывается в спальню, — невозмутимо продолжает Нил, — и снова хватает ее. Снова борьба, картина падает на пол, и стекло разбивается.
— Может, она порезала стеклом ногу? — предполагаю я. — Она ведь была босиком. Это объясняет, откуда взялась кровь.
— Да, может быть. Он валит ее на кровать. Алиса еще вся мокрая после ванны, именно поэтому простыня была сырой.
— Ну хватит, Нил. Я не хочу больше этого слышать.
Он замолкает и встает передо мной на колени, глядя мне прямо в глаза.
— Вы должны вернуться в «Лалик» и дождаться меня.
— Нет. Зачем?
— Я думаю, что все произошло именно здесь. Не думаю, что Кнапп забрал ее куда-то. Вы помните, что хозяин квартиры потребовал, чтобы до начала января мы разобрались с тремя вещами?
— Да. Он хотел, чтобы мы починили окно, почистили ковер в спальне и… — мы оба одновременно смотрим на кухню, — отремонтировали пол.
Нил останавливается посреди кухоньки.
— В последний раз, когда я навещал Алису, здесь лежал белый линолеум. Я хорошо это помню, потому что мы обсуждали его с Алисой. Он был ужасно неряшливый — просто кусок линолеума, брошенный на пол. А сейчас его нет, только коврик.
— Что вы имеете в виду?
Нил приподнимает край тонкого уродливого коврика.
— Линолеума нет, только голые доски. Раньше этого не было.
— Может быть, его убрал Сэнди Болле? — думаю я вслух, глядя на то, как Нил сворачивает коврик в рулон и разглядывает обнажившиеся доски пола. Некоторые из них заметно шатаются, и на них видны пятна крови. Я не могу отвести от них взгляда.
И тут я чувствую запах. Он присутствовал всегда, но был замаскирован запахом сырости и готовившейся на кухне еды, а теперь я отчетливо ощущаю его.
Прикрываю рот обеими руками. Мне ужасно хочется вырвать. Я не могу пошевелиться и только молча качаю головой. Нил подходит ко мне и обнимает мои колени.
— Возвращайтесь в отель. Я приду, как только смогу.
Я продолжаю качать головой. Слезы льются у меня из глаз и скатываются на пол с кончиков пальцев.
— Я не хочу, чтобы вы это видели.
— Не гоните меня. Я должна остаться здесь. Если Алиса здесь, я тоже должна быть здесь.
— Идите в спальню, — говорит Нил, вставая, — и не приходите в кухню. Хорошо?
Но я игнорирую его слова и иду за ним в кухню. Нил убирает коврик в сторону, достает из ящика нож и всматривается в доски пола. Я снова закрываю нос и рот рукавом — не знаю, кажется мне это или запах действительно стал сильнее.
Глава двадцать четвертая
За два дня до большого костра в наш последний с Алисой ноябрь мы посетили маленький магазинчик, где старушка Бетти приготовила нам сюрприз — целую кучу книг.
— Я уезжаю к сыну в Австралию, — объявляет она, — и избавляюсь от всех лишних вещей. Вы мои самые любимые покупатели, и вам предоставляется право первого выбора.
Мы идем в дальний конец магазинчика, поднимаемся наверх по ветхой лестнице и оказываемся в небольшой квартирке, о существовании которой никогда раньше не подозревали. Все пространство в одной из комнат занимает книжный шкаф, заполненный книгами всех авторов, о которых мы когда-либо слышали, — Диккенса, Шекспира, Уайльда, Остен, Бронте — и огромным количеством детских книг.
— Это все книги моего сына, — гордо объявляет Бетти, опираясь на палочку. — Берите себе все, что хотите. Остальное я отдам в библиотеку.
Бетти уже спрашивала маму, не хотим ли мы забрать себе какие-нибудь книги, и мама ответила, что мы можем взять только по три, потому что «у нас их и так предостаточно». Но выбрать только три — это так трудно! Однако у Алисы с этим нет никаких проблем — она быстро берет себе полное собрание сочинений Беатрис Поттер (что нечестно, так как это не одна книга), «Ленивого гиганта» и «Гензель и Гретель». Тогда я прихватываю всего Роальда Даля (что тоже нечестно, но ведь сделала же это Алиса), книгу о лошадях и сборник детских стихов.
Да, этот сборник стихов появился у меня именно тогда.
Время от времени, в трудные моменты жизни — перед экзаменами, при приеме на работу или во время теста на беременность — я вспоминаю некоторые из них: «Винкен, Блинкен и Нод», «Кукабара», «Матильда», «Старушка, которая проглотила муху», «Не смейся над крокодилом». Неизвестно почему, но они каким-то образом меня успокаивают.
И вот теперь,