когда под ногами у нас лежит чье-то тело, которое вполне может оказаться телом моей лучшей подруги, я мысленно повторяю «Старушку», пытаясь хоть как-то объяснить наше ужасное открытие.
— Видимо, он наблюдал за ней несколько недель, — говорит Нил, поднимая одну доску за другой и бесшумно откладывая их в сторону. Я стою позади него, держа в руке розовый фонарик с Белоснежкой, который мы нашли в одном из мешков. — Все время находясь прямо напротив ее квартиры, буквально у нее под носом.
Она проглотила козу, чтобы поймать собаку.
Потом проглотила собаку, чтобы поймать кошку,
Потом проглотила кошку, чтобы, поймать
птичку…
По мере того, как отверстие в полу расширяется, запах становится все сильнее. Засовываю себе в рот весь манжет и пытаюсь сконцентрироваться на запахе стирального порошка, но тщетно: вонь — гниющая плоть вперемешку с приторными духами — перекрывает все остальные запахи. Нил периодически уговаривает меня уйти, но я продолжаю стоять, укутанная в его пальто, и свечу ему фонариком.
Она проглотила птичку, чтобы поймать
паука, Потом проглотила паука, чтобы поймать
муху, Зачем же она проглотила муху?
Никто не знает. Наверное, она умрет.
— Дайте фонарик, — вдруг говорит Нил, оборачиваясь и протягивая руку. Его лоб блестит от пота, а щеки раскраснелись от долгого сидения вниз головой. Он расчистил пространство размером с большую коробку для обуви и теперь пытается заглянуть в него, подсвечивая себе фонариком. Выпрямившись, он глубоко вдыхает и продолжает расширять отверстие. На его каменном лице невозможно ничего прочесть.
Я забыла продолжение, и теперь в моей голове, как заигранная пластинка, звучит лишь конец фразы:
Наверное, она умрет,
Наверное, она умрет,
Наверное, она умрет…
Но это совершенно не важно, потому что на этот раз стихи все равно не помогают. Еще мгновение, и плотину, сдерживающую неистовый напор слез и гнева, прорвет. Мне остается только молиться: «Господа, пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста…»
Не говоря ни слова, Нил продолжает вынимать доски и складывать их в сторону. Он не может мне солгать и поэтому предпочитает отмалчиваться. Не в силах больше терпеть, я сама начинаю допытываться.
— Ну что? — спрашиваю я, сжавшись в комок. — Это она?
Молчание.
— Нил, это она? Пожалуйста, скажите мне, это Алиса?
— Мне не видно. Тело завернуто в линолеум, — отвечает он и продолжает возиться.
Ждать становится совершенно невыносимо. Мне кажется, что я не дышу уже целую вечность. Но вот Нил вылезает из отверстия и смотрит на меня.
— Это не Алиса, — говорит он, переводя дух. — Лицо замотано линолеумом, но судя по одежде, это он. У него в шее торчит большой осколок стекла.
Сползаю на пол рядом с кухонным шкафчиком, как шарик, из которого выпустили весь воздух.
— Так это она убила его? Джона Кнаппа? Она? — бормочу я, раскрывая рот как рыба, выброшенная на берег.
Нил поворачивается ко мне. На его лице — полнейшее недоумение.
— Похоже, что да.
Глава двадцать пятая
Среда, 6 ноября, раннее утро
Да уж, к такому повороту событий ни я, ни Нил не были готовы. Я была абсолютно уверена, что мы найдем тело Алисы, а Нил считал, что мы вообще ничего не обнаружим. Нам остается только перевести дух, хотя попробуйте-ка сделать это с манжетой во рту, стараясь не вдыхать эту непереносимую вонь.
В моей голове начинает вертеться другой стишок:
Матильда лгала всем подряд,
Все люди это говорят…
Позвольте, но ведь получается, что Алиса не лгала? За ней действительно следили: детектив, которого наняла я, и этот парень, ей на самом деле звонили и посылали каталог гробов. И кто-то ведь убил Тессу Шарп, приняв ее за Алису? Готов Нил признать это или нет, но похоже, что все это дело рук Джона Кнаппа.
Мы продолжаем расширять отверстие, но тут Нил вдруг останавливается.
— Стойте, стойте, мы больше не можем этим заниматься. Я должен сообщить в полицию.
— Позвонить в полицию? Но ведь если вы позвоните…
— Да, я знаю, начнется расследование убийства. Но разве не с этим мы сейчас имеем дело? Ведь Алиса его убила. — Он встает, отряхивает колени и разминает затекшие ноги.
— Нет, мы не можем сообщить в полицию. Тогда они начнут ее разыскивать.
— Мне казалось, что именно этого вы и хотели.
— Но ведь теперь они арестуют ее и даже могут отправить в тюрьму.
— Я должен сообщить, — устало повторяет Нил, доставая телефон из кармана джинсов. — А если вам нужна другая причина, подумайте о Тессе Шарп. Если этот негодяй убил ее, полиция должна об этом узнать.
— А зачем им знать? — Я тоже встаю и смотрю ему прямо в лицо. — Ведь Тесса Шарп мертва.
— Но ее семья должна знать почему.
— Подождите, — я беру Нила за руку, в которой он держит телефон, — не звоните.
— Она убила его, — говорит он, глядя на меня своими серыми глазами. — Он лежит тут уже несколько дней.
— Я знаю. — Мне чудом удается удерживаться, чтобы меня не вырвало. — Но вы не можете сделать так, чтобы Алису арестовали.
— Фой, вы что, предлагаете, чтобы…
— Вы не можете сделать так, чтобы Алису арестовали. Если все, что вы предположили, правда, значит, это была самооборона, правильно?
— Ну правильно, но… — Нил трет свой нос. — У меня нет выбора. Посмотрите, что она сделала.
— Мне плевать на то, что она сделала. Она избавила мир от убийцы и насильника, и она, между прочим, сделала одолжение и Тессе Шарп.
— Та женщина мертва! Какое одолжение ей можно сейчас сделать? И потом, даже если Алиса убила его в целях самозащиты, она должна отвечать за последствия.
— Вам кажется, что ей в жизни мало досталось? А теперь она будет находиться под стражей, потом состоится судебный процесс, а потом ей придется, бог знает сколько времени, отходить от всего этого кошмара. Она знает, что она наделала, именно поэтому она и сбежала.
— Мы должны передать это дело властям, Фой.
— Нет! Тогда Алису отправят в тюрьму, и она этого не переживет. Вы же знаете, какая она. Она с трудом существует в этом взрослом мире.
— Что вы предлагаете мне сделать? Положить доски на место и понадеяться, что никто не заметит запаха?
— Вы должны знать, что с этим делать. У вас не может не быть соответствующих связей…
— Потому что я работаю с полицией? Вы что, думаете, там все как в «Лютере»?[17]
— Если ны очень захотите, вы сможете сделать так, чтобы об этом случае все забыли.
— Нет, Фой, не смогу. Я не