раздел земель, в независимость и во все вообще добродетели, которые когда-то приписывались естественному состоянию. Право предков в древних обществах – не что иное, как патриархальное право, то есть такой строй, в котором большинство членов общественного союза подчинены домашней власти, всегда присутствующей и сто раз более абсолютной, чем может быть власть какого бы то ни было государства, потому что она давит на все интересы, на мельчайшие акты жизни. Это право, приводящее к тому, что жена и дети находятся в безусловной зависимости от вождя-господина и что младшие повинуются старшему. По этому праву земельная собственность навеки связана с семьею; следовательно, приобретение ее почти невозможно, и источник богатства остается недостижимым для бедного. В этом праве, наконец, долги по необходимости влекут за собою рабство; число рабов все растет, и они абсолютно находятся во власти господина, так как некому им оказывать покровительство и защиту.
Что касается права, исходящего от богов, оно оказывается еще более суровым. Здесь человек порабощен тем, кто управляет его совестью, или кто представляет, по его мнению, божество; частная жизнь находится под наблюдением такого божественного закона всецело и получает от него правила во всех своих проявлениях; гражданский закон диктуется религиозной потребностью; уголовный формулируется так, чтобы наказывать не только те акты, которые поражают общество, но и те, которые наносят ущерб культу; отступления от религии караются, как преступления.
Дошедшие до нас сведения о древнем галльском праве не очень многочисленны[894]. Но из них по меньшей мере выводится то заключение, что галлы не обладали законодательством, которое было бы произведением государства и истекало бы от общественной власти. Единственными элементами права были патриархальный обычай, происходивший от старого кланового быта, и религиозные предписания, бывшие делом мысли друидов[895].
Естественно поэтому, что y них не было писаных законов. Их правовые формулы поддерживались памятью, и надо хорошо понимать, что органом такой памяти являлись уста вождей и жрецов, так как y галлов не было других судей, кроме людей этих двух категорий. Семья была строго подчинена своему главе, который обладал правом жизни и смерти над женою, детьми и слугами[896]. Раб являлся до такой степени собственностью господина, что его убивали на могиле последнего. Займы вгоняли человека в рабство. Уголовное право отличалось неслыханною строгостью: кража и малейшие проступки наказывались отнятием жизни[897]. Смертные приговоры считались делом, любезным богам; они произносились друидами, a эти последние верили, говорит нам один древний писатель, что большое число смертных приговоров предвещало обильный урожай в стране[898].
Общественные союзы Древней Греции и Италии также имели некогда такое право, но это было в чрезвычайно отдаленные времена. За несколько веков до встречи римлян с галлами y них выработалась система законодательства совершенно иного рода. Государство в форме гражданской общины утверждалось y них уже тогда с замечательною силою. Поэтому-то и произошло, что право патриархальное и религиозное, право рода (gens) и патрициата, незаметно уступило место праву гражданскому, которое было продуктом работы самой общины и уже одушевлялось естественною справедливостью и общим интересом. Таков путь, на который вступило развитие римского права со времен децемвиров и по которому оно подвигалось вперед, не останавливаясь, медленным, но верным шагом. Основным принципом этого права было положение, что общественная власть, представляющая общину людей, вступивших в государственный союз, есть единственная сила, творящая закон, и что ее воля, выраженная с соблюдением известных правил и формальностей, должна быть единственным ее источником[899].
Господство этого-то принципа римское владычество утвердило в Галлии. С тех пор право стало там пониматься как произведение общественной власти, действующей в интересе всех. Право перестало быть религией или обычаем, оно сделалось светским и получило способность к движению и развитию.
Надобно выдвинуть еще одну особенность. Римское право, которое получила Галлия, не было тем гражданским правом (ius civile), которое являлось настоящим законом Римского государства. Это было ius honorarium, право, постепенно вырабатывавшееся последовательными эдиктами магистратов, действовавших в качестве представителей общественной власти[900]. В течение первого века, следовавшего за завоеванием, провинциальный наместник в силу своего imperium обнародовал свой эдикт, то есть ряд правил, по которым он намеревался чинить суд и расправу. Именно в этой форме галлы столкнулись впервые с римским правом. Позже все эти отдельные, временные, индивидуальные эдикты были заменены одним общим и постоянным, который назывался Edictum perpetuum. Составленный Сальвием Юлианом, он был утвержден и опубликован в царствование Адриана. Так образовалось нечто подобное своду, над постепенным составлением которого работали десять поколений магистратов и юрисконсультов.
Это право постоянно развивалось, переживая изменения, принимая дополнения. С одной стороны, Римское государство продолжало законодательствовать, причем органом его являлось уже не народное собрание, а сенат. Последнее учреждение в продолжение пяти веков императорской эпохи не переставало работать для законодательного дела. Сенатусконсульты имели все силу закона в течение всей эпохи империи, как бы заменяя прежние народные leges[901].
С другой стороны, император, как и все магистраты старой республики[902], обладал правом издавать эдикты. Эдикт консула или претора был действителен лишь до тех пор, пока оставался в должности обнародовавший его магистрат; так же точно эдикт принцепса применялся, сохраняя силу до конца его царствования. Закон, исходивший от сената, сохранял силу для всего будущего; эдикт, исходивший от императора, терял ее в теории со смертью его автора. Но на практике обыкновенно происходило так, что после смерти каждого императора собирался сенат, оценивая достоинство царствования, которое только что окончилось, и обсуждал вопрос, следует ли уничтожить навсегда совершенные умершим государем акты или, наоборот, утвердить и укрепить их и на будущие времена[903]. Такая «ратификация», дело чрезвычайно важное и серьезное, которое осуществлялась в форме «апофеозы» императора, только что окончившего жизнь, обращала все эдикты умершего в столько же законов, освященных раз навсегда. Так как в такой «consecratio memoriae» отказано было лишь очень немногим императорам, то произошло, что их эдикты, декреты, рескрипты мало-помалу приравнялись к законам, и можно без преувеличения сказать, что императоры приобрели законодательную власть.
Юрисконсульты получили возможность проповедовать аксиому: «что постановил государь, то имеет силу, равную закону». Они указали также мотив и дали объяснение формулированной доктрины. «Потому что, – говорят они, – гражданство передало ему и воплотило в его личности все свое. самодержавие и все свои права»[904].
Когда мы представим себе весь длинный ряд императоров, среди которых можно насчитать лишь немного таких, которые по таланту или характеру стояли выше среднего уровня человечества, a некоторые были даже гораздо ниже него, мы прежде всего склонны думать, что они способны были творить лишь плохие законы. Но на