деле оказывается нечто противоположное. Законодательство их сохранилось, и оно по заслугам прошло через столько веков. Надо даже особенно заметить, что всеобщее удивление, которое высказывали новые государства по отношению к римскому праву, вызвано было специально законодательными трудами императоров и их юрисконсультов. Когда говорили, что римское право есть писаный разум, имели в виду специальное право императорской эпохи[905].
Причину, почему законодательство римских императоров достигло такой высоты, надо искать в том, что они удержали развитие права на том же пути, на какой его поставили предшествующие века. Право оставалось по-прежнему выражением воли государства или общественной власти. Хотя теперь закон издавался одним лицом, a раньше – народным собранием, но существенные свойства его оставались теми же. Он являлся выражением общего интереса, сочетавшегося с принципами естественной справедливости. Чтобы понять и верно оценить это римское право, надобно сравнить его с тем, что существовало в мире до и после него: до него господствовало право религиозное, после него – феодальное.
По мере того как галлы принимали римское законодательство, они не могли не ставить его рядом со своими старыми национальными законами, которые остались y них как наследие клановых традиций или могущества друидов. Они убедились из такого сопоставления, что новый закон укреплял индивидуальную собственность, уравнивал между собою права всех детей одних родителей, объявлял жену свободною от супружеского права жизни и смерти, которое над нею тяготело; что сын получал известные права даже по отношению к отцу; что разрешалась свобода завещания… Они усмотрели еще в римском законе, что он открывал простор для независимых деловых контрактов, что им уничтожалась кабала за долги, смягчалось самое рабство. Одна вещь должна была особенно поразить внимание: оказывалось, что общественная власть по римскому праву должна была давать защиту и покровительство людям всех классов, что всякий мог найти в верховной власти государства опору, что слабые встречали в ней охрану против сильных и что поэтому они не были больше принуждены, как во времена национальной независимости, прибегать к частному патронату магнатов и вступать к ним в подчинение.
Правда, что уголовное право оставалась суровым: всякое преступление, посягавшее на безопасность общества или нарушавшее покорность правительству, которое как бы представляло в себе первое, подвергалось беспощадной каре; смертная казнь в самых страшных ее формах, конфискация имущества и тюрьма поражали виновного за сравнительно легкие проступки. Если гражданское право, несомненно, было проникнуто уважением к интересам и достоинству человеческой личности, уголовное подчинялось главным образом идее государственной пользы и, может быть, даже преувеличивало дань, должную общему интересу. Однако современники как будто не замечали этой суровости именно потому, что судили при помощи сравнения: они скорее думали, что новое право менее строго, чем то, которому они до тех пор повиновались. Наказания, которые назначал римский закон, конечно, не были более жестоки, чем казни, налагавшиеся некогда друидами.
Особенно ценилось то преимущество, которое получалось от исчезновения в уголовном законе категории преступлений чисто нравственного или религиозного характера. Это действительно заслуга законодательства, вырабатывавшегося от Августа до Константина, которую необходимо отметить. Мы видим, что в нем уничтожаются те мелочные и тиранические предписания и запрещения, которыми первобытные законы и обычаи всех вообще народов опутывают частную жизнь и совесть людей. Древнее право Галлии, совершенно так же, как первобытный закон Индии, Греции, да и самого Рима в первоначальную эпоху, представляло собою неразделимую связку гражданских, религиозных и нравственных формул. Оно порабощало одинаково тело и душу, не оставляя в человеческом существе ничего свободного[906]. Великим благодеянием, оказанным Римом, было отделение права от религии: вот чем влияние его было освободительно. Его законодательство занималось нормировкою и защитою лишь индивидуальных и социальных интересов; оно преследовало только деяния, которыми затрагивалось общественное благо. Совесть, нравы, частная жизнь оказались освобожденными.
Надписи, в которых раскрываются формы и явления повседневной жизни, показывают нам, что галлы усвоили римское право. Мы видим, что y них стало практиковаться наследование имуществ по тем же началам, как и в Риме, то есть по принципу равного раздела между всеми детьми. В этих памятниках обнаруживается освобождение рабов, совершаемое римским способом и приводящее к тем же последствиям, как и в Риме[907]. Наконец постоянно встречаем применение римской системы передачи наследств по завещаниям[908]. На одной из таких надписей начертано завещание одного уроженца Лангрского края: в нем сейчас узнается и дух и форма римского завещания[909]. Вполне вероятно, что параллельно с этим не прекращали существования и некоторые галльские обычаи; но ни надписи, ни авторы не указывают ни на один из них.
Пятнадцать поколений жителей. Галлии повиновались римскому праву, и во множестве оставшихся документов всякого рода, которые открывают нам их мысли и чувства, нет ни одного признака жалоб или недовольства их этим законодательством. Позже поколения, которые присутствовали при падении империи, делали единодушные усилия, чтобы сохранить эти законы. Еще позже те, которые застали уже римское право отмененным, непрестанно сожалели об этом и работали из века в век для его возрождения.
Глава одиннадцатая
Устройство суда
1. Кому принадлежало право судить?
Галльский народ в период независимости подчинялся преимущественно суду друидов. Жрецы тогда обладали, кроме права отлучения, еще правом произносить смертные приговоры. Как представителям общества им принадлежала функция преследования и наказания преступлений; они же разбирали споры, возникавшие даже между частными лицами; так, например, ими разрешались тяжбы, относившиеся к «межам полей и к наследованиям имущества»[910]. Галльские племена считали, что лучшей юрисдикцией являлась та, которая исходила от богов и выполнялась их служителями[911].
Римляне смотрели на дело иначе. Они придерживались воззрения, что право судить и наказывать не может принадлежать никому другому, кроме государства. Только общественной власти, думали они, присуще налагать наказание отдельным личностям и даже разрешать споры между частными людьми. У них юстиция, вместо того чтобы входить в религию, являлась элементом государственного правления. Римское владычество распространило в Галлии господство именно этого принципа.
В Риме всякое лицо, которому вручено было imperium, то есть в котором воплощалась часть верховной власти государства (гражданской общины), мог и должен был судить. Консулы, преторы, даже трибуны обладали судебною компетенциею[912]. Всякий магистрат пользовался принудительною властью над личностью граждан (ius coercendi)[913]; всякий магистрат являлся органом права (dicebat ius). Проконсулам и императорским легатам в провинциях принадлежали те же самые атрибуты[914].
То, что в новые времена стало называться разделением властей, было не совместимо с политическими понятиями римлян. Наместники императора и провинциальные проконсулы соединяли в своих руках, как и сам император, все элементы власти. Они были в одно время администраторами, военачальниками и судьями[915].
Провинциальный правитель, говорят юрисконcульты, обладает imperium’ом