по хлюстам, дорогам и рекам, существовали уже в независимой Галлии[832]. Мы их снова находим в Римской Галлии, как и вообще во всей империи[833]. Из надписей узнаем, что существовала таможенная линия между Галлией и Италией[834]; она шла вдоль Альп, затем направлялась к Цюриху и оттуда к Метцу, так что провинция, называвшаяся Германией, находилась позади нее[835]. Другие еще таможенные станции установлены были в Лионе, центре, куда сходились галльские дороги, a также в Ниме и Арле. Подобные же таможенные посты существовали при выходе из Пиренейских проходов[836] и еще другие – по берегам Ла-Манша[837]. При переезде через эти таможенные границы за товары, отправлявшиеся в Галлию из Италии, Германии, Испании и Британии и возвращавшиеся из нее в эти же страны, облагались пошлиною размером («ad valorem») в 2,5 %[838].
Тяжесть названных налогов увеличивалась оттого, что они не взимались прямо государством. Они сдавались на откуп обществам публиканов. Надписи обнаруживают перед нами откупщиков налогов за наследства[839], за освобождение[840] и «таможенных пошлин»[841]. Каждое из таких обществ откупщиков[842] действовало при помощи многочисленного персонала приказчиков, агентов, рабов[843]. Впрочем, в качестве заведующего сбором каждой из упомянутых крупных податей всегда стоял правительственный чиновник, именуемый прокуратором[844].
К перечисленным налогам надо присоединить ряд натуральных сборов. Когда император находился в путешествии или когда ехал куда-нибудь чиновник по его приказанию, население должно было доставлять им жилище и пропитание[845]. Надо было также давать постой, провиант и фураж вооруженному отряду, который их сопровождал[846]. Те же повинности выполнялись населением по отношению к императорской почте (cursus publicus), для которой оно должно было поставлять лошадей (veredi)[847]. Существовала еще целая система обязательных работ по содержанию дорог и подводных повинностей, которыми также были обложены жители различных местностей в пользу государства (angariae)[848].
Все эти налоги взимались в пользу государственной казны; y муниципальных общин было свое особое, так сказать, земское обложение.
Вся описанная система косвенных налогов не устранила земельного, прямого. После того как галлы уже платили его в качестве подданных римского народа, они продолжали нести его и как римские граждане. Во втором веке уже перестали смотреть на поземельную подать как на признак подчинения: сама италийская почва была обложена ею; она стала рассматриваться как часть имущества, которую каждый собственник обязан был отдавать в пользу государства на организацию необходимых для всех учреждений или работ[849].
Императорское правительство положило много специальной заботы и труда на то, чтобы достигнуть справедливого распределения земельной подати. Кадастр недвижимостей, начатый при Августе, пополнялся текущими переписями, возобновляясь, так сказать, при каждом новом поколении. Один из юрисконсультов оставил нам образец того способа, каким записывались и группировались данные кадастра. «Вот как, – говорит Ульпиан, – должны быть заносимы поместья в ведомости ценза. Записывается сначала название всякого имения с обозначением того, в какой общине и в каком округе оно находится; потом сообщаются подробности о нем: указывается – 1) пахотная земля и количество югеров ее, какое засевалось в последние десять лет; 2) виноградник и количество корней лоз, которые в нем находятся; 3) число югеров, отданных под оливковую плантацию, и число самых деревьев в последней; 4) пространство луга в югерах с указанием среднего количества сена, собиравшегося с него в последние десять лет; 5) величина пастбищной пустоши с обозначением того, сколько вырубается дров из лесной ее части». В приведенном любопытном тексте замечается стремление правительства распределять налог не только на основании площади земли, занятой поместьем, и ее приблизительной стоимости, но по истинной его ценности, определяемой более или менее точно доходностью его. Сведения для оценки давались самим владельцем. Впрочем, оценщик (censitor) имел полную возможность контролировать сообщаемые данные.
Подобного рода кадастры составлялись во всех частях империи. Те, которые производились в Галлии, продолжали вестись даже дольше, чем удержалось римское господство. Мы их снова найдем в монархии Меровингов[850].
Так как земельный налог должен был являться лишь частью реального продукта (валового дохода), получавшегося с именья, то существовало правило, что плательщик мог пользоваться скидкою положенной подати, в случае если, например, его виноградник или плодовые деревья погибали[851].
Какова была цифра этого налога, в какой пропорции находилась она к доходу земли, об этом никакой памятник не дает нам разъяснения. Мы не находим данных, которые позволяли бы нам сказать, что налог был чрезмерно высок, но также и утверждать, что он был легок. Мы должны поэтому воздержаться от всякой оценки его с этой стороны.
Одно несомненно, что Галлия хорошо переносила все эти налоги и даже, по крайней мере в первые три века, благоденствовала и богатела, что, конечно, было бы невозможно, если бы требовательность государства в этих областях была чрезмерна.
Ниже в надлежащем месте мы укажем, что может быть извлечено из источников по вопросу о податях в два последние века империи[852].
Глава девятая
Повинности населения: воинская служба
Древние общества не представляли себе армий, отдельных от гражданского населения. Каждый свободный человек и гражданин был в то же время воином. Он был воином до тех пор, пока тело его было сильно, и так часто, как требовало государство для своей защиты или для нападения на врагов. Римлянин от семнадцати до сорокалетнего возраста призывался каждый год к магистрату, который мог в случае нужды завербовать его в легионы. Так же стояло дело в Афинах и во всех вообще античных республиках. Воинская служба была всеобщей обязанностью равным образом и y древних галлов[853].
В Римской империи порядки изменились. Некоторые полагали, что Август отделил войско от гражданства, чтобы утеснять последнее с помощью первого. Ничто не доказывает, что y него был такой расчет: никто из современных императору римских историков не приписывает ему такого намерения, a подробности его жизни показывают, наоборот, что он больше доверял именно гражданской, чем военной части населения. Отделение военного устройства от гражданского было произведено в силу совершенно иных побуждений. Когда мы изучаем эту эпоху римской истории, углубляясь преимущественно в наблюдение чувствований, которые тогда господствовали в душе людей, мы замечаем, что воинственность почти исчезла в обществе. Доведенный до крайней степени напряжения в предшествовавшие два века, военный дух как бы истощился. Особенно высшие классы, но также и средние удалялись, насколько это было возможно, от воинской службы. В Италии люди охотно делались зависимыми съемщиками чужой земли, даже отдавали себя в рабство, лишь бы избавиться от нее. По естественной как бы противоположности для уравновешения положения, в то время