наиболее опытного и достойного доверия человека из соседней общины.
Я не могу разделить мнения нескольких новейших историков, которые рассматривают институт кураторов как род оружия борьбы, которую империя будто бы предприняла для подавления муниципального порядка. По объяснению этих ученых, империя возымела желание подчинить себе все, на все наложить свою руку, устранить всякую иную инициативу, всякое иное самостоятельное действие, кроме своего собственного. Такая политика не усматривается мною в известных нам фактах. Очень важно устранить из науки те гипотезы, которые легко вводятся в историю субъективным методом. Не будем же говорить, что учреждение кураторов было «орудием чрезмерного усиления централизации»[802] и что «им наносился первый удар муниципальной независимости»[803]. Правда, здесь ограничивается тем, что муниципальные общины, чтобы обеспечить их от слишком очевидных злоупотреблений, получили опекунов, уполномоченных проверять их финансы и охранять их имущества. Это был скорее орган бдительного контроля, чем орудие деспотизма. Кураторы не были учреждены с целью захватить города в руки верховной власти, но с весьма естественною мыслью оказать покровительство их благосостоянию. В наших надписях мы видим, что общины воздают благодарность своим кураторам и охотно называют их именем своих патронов[804]. Население не подозревало, чтобы тут ставился вопрос о свободе или авторитете: оно видело здесь лишь вопрос о своих материальных интересах.
Исторические памятники изучаемых трех веков не заключают в себе никаких признаков серьезного столкновения между муниципальным строем и центральною властью. Мы бы впали в большое заблуждение, если бы стали представлять себе в те времена, с одной стороны, население, с завистью оберегающее свои вольности и страстно стоящее за их сохранение, с другой стороны – правительство, враждебное этим вольностям и упорно стремящееся их уничтожить. Если бы мы предположили, что в данную эпоху происходил долгий антагонизм между местным самоуправлением и императорским абсолютизмом, мы приписали бы этим поколениям мысли и настроения, которые были им совершенно чужды.
Надо прибавить еще, что кураторы, которые в первое время давались городам центральною властью, довольно скоро стали избираться самыми городами. Неизвестно, как совершилось это изменение; но, без сомнения, не происходило ничего, подобного общему восстанию их, для завоевания этого права. Власть сама мало-помалу предоставила им его. В IV веке куратор повсюду обратился в муниципального магистрата, избираемого общиною[805].
Глава восьмая
Повинности населения: налоги
История налогов, которые жители Галлии обязаны были платить Римскому государству, должна быть разделена на три периода: первый, когда они платили налог в качестве подданных; второй, когда они вносили его как члены империи; третий, когда фискальная система преобразована была по новому императорами ІV века[806].
Галлия, завоеванная и обращенная в «провинцию», выплачивала Риму сначала подать или дань подданства, которая именовалась stipendium[807]. Мы не знаем, как был распределен этот древнейший налог, установленный Цезарем; некоторые из народцев Галлии были от него освобождены, но только те, которые показали себя его союзниками и «верно служили ему во время войны»[808]. Двадцать четыре года после того Галлия была реорганизована. Августом вместе с тем изменено было и податное устройство ее. На этот раз не видно, чтобы которая-нибудь из общин была избавлена от налога. Одно слово Тацита обнаруживает, что даже эдуи платили его[809]. Другое место из того же писателя ясно показывает, что тревиры и лингоны были также подчинены ему[810]. Различие между народцами, подлежавшими stipendium и освобожденными от него, которое пытаются установить некоторые новые ученые, есть только гипотеза, не подтверждаемая фактами[811].
Налог этот ложился на землю. Чтобы распределить его с возможной правильностью, Август произвел перепись земель в Галлии, как и во всей империи[812]. Та же работа была вновь предпринята и переделана при Тиберии[813]. Мы можем, стало быть, допустить, что всякая земля подчинялась подати, пропорционально ее величине и достоинству. Италия была освобождена от подати, и по ее образцу – несколько провинциальных общин, награжденных «италийским правом». Таким образом, земельный налог вносился лишь провинциями[814].
Нам невозможно определить сколько-нибудь правильно тяжесть этого налога. Если верить Светонию, общая сумма его не поднималась во времена Цезаря выше 40 миллионов сестерциев, то есть менее 10 миллионов франков[815]. Впрочем, высота ее, как кажется, скоро увеличилась. Веллей дает заметить, что Галлия платила несколько больше, чем Египет[816]; a вообще полагают, что последняя страна уплачивала 12 500 талантов[817]. Поэтому можно исчислить сумму подати, возложенной на Галлию, в 75 миллионов французских франков. Нужно, впрочем, сказать, что во всем этом много гадательного.
Мы не можем сказать, чувствовало ли себя население чрезмерно обремененным: Тацит говорит только, что два человека, толкавшие Галлию к возмущению, напирали на «постоянный рост налогов»[818].
С другой стороны, мы видим, что один военачальник Веспасиана, обращаясь к галлам, говорил им, что они платят лишь столько налогов, сколько необходимо для содержания рейнских армий, которые их же оберегают от варварского вторжения: таким образом, эти налоги являлись только ценою мира и безопасности страны[819].
Собранные суммы подати в Нарбоннской области, которая была сенатской провинцией, вносились в государственную казну (aerarium); в Трех же Галлиях они пополняли императорскую (fiscus); в первой они собирались провинциальным квестором, в последних – цезаревыми прокураторами.
Впоследствии, по мере того как галлы обращались в римских граждан, они обязывались нести налоги, которым подчинялись римляне.
На первом месте здесь должен быть назван налог на наследство – vicesima hereditatium. Он был установлен Августом с согласия сената правильным законом[820]. Им облагались наследства римских граждан как в Италии, так и в остальных частях империи. Он составлял 5 % стоимости наследств или завещанных имуществ[821]; но наследники по прямой линии избавлялись от него[822]. Траян распространил последнюю льготу на братьев и сестер[823]. То же освобождение применялось к мелким наследствам: налог взыскивался лишь с передаваемых имуществ известной ценности[824]. Каждый богатый галл, раз он делался римским гражданином, должен был платить эту подать[825].
То же самое надо сказать о налоге на освобождения (также учрежденном Августом), которому подчинены были римские граждане. Господин должен уплачивать государству за всякого освобождаемого им раба 5 % ценности этого раба[826]. Надписи свидетельствуют, что жители Галлии вносили эту vicesima libertatis[827].
К указанной же группе налогов, введенных Августом, присоединялось еще право государства взыскивать однопроцентный сбор с продаж, который потом вырос до 2,5 %[828]. Калигула отменил его[829], но потом он был восстановлен, так как мы находим следы его в Дигестaх[830]. Продажа рабов подлежала специальному четырехпроцентному налогу[831].
Таможенные сборы, то есть провозные пошлины