что нужно признаться в полиции. Она обещала, что так и поступит, и пошлет письмо в Братство вместе с документом, «чтобы избавиться и от этого бремени». Удивительно, – заметил он, глядя на часы, – что письмо до сих пор не поступило.
– Даже если так, и мы получим ее признание, остается объяснить смерть Андерсона! – не унимался Питерсен.
Селдом уже был готов ответить ему, но тут в дверь робко постучали, и вошел молодой полицейский, которого я видел внизу. Он приблизился к Питерсену и что-то прошептал ему на ухо. Инспектор кивнул и сделал знак войти кому-то, кто ждал за дверью. Высокая, бледная, в своем коричневом платье явилась сестра Росаура. Она держала в руке письмо, которое протянула сэру Ричарду Ренлаху.
– Посланец прибыл, – мрачно произнес Селдом, наклонившись ко мне.
Глава 29
Сэр Ричард Ренлах взял письмо и посмотрел на Росауру, будто благодаря ее и предлагая удалиться. Но женщина упорно стояла за его спиной, следя за каждым его движением и не спуская глаз с конверта.
– Если не возражаете, Кристин взяла с меня обещание остаться здесь и удостовериться, что вы распечатаете письмо и прочитаете его. Очень просила не уходить, пока вы не дочитаете до конца.
Сэр Ричард поднял брови и обменялся взглядом с инспектором; тот кивнул в знак согласия.
– Это немного не по правилам, но мы все ждали письма от Кристин. Присядьте, пожалуйста, и не беспокойтесь: я прочитаю, не пропустив ни слова.
Росаура уселась рядом с ним, держа спину очень прямо, и сэр Ричард вынул из конверта листки, плотно исписанные убористым почерком. Надел очки и начал читать каким-то странным, как бы не своим голосом. Будто Кристин вдруг сама явилась сюда и заняла свое место между нами.
«Это письмо я пишу по просьбе или скорее по настоянию Артура Селдома, чтобы объясниться перед Братством и попросить извинения у его членов, хотя не у всех. Наверное, лучше будет начать с моей поездки в Гилдфорд. Как вы помните, для этой поездки мы выбрали момент, когда музей закрыт два дня подряд, чтобы я могла там спокойно поработать в одиночестве, и сэр Ричард Ренлах вручил мне ключи и надавал массу советов и рекомендаций. По приезде я нашла любезную записку от библиотекарши: она объясняла, как пользоваться копировальной машиной, и разрешала рыться в архивах и в ящиках, свободно располагая всем, что там удастся отыскать. В первый день моего пребывания в доме я проверила состояние каждой страницы дневника, с первой до последней тетради, и убедилась, что каждая фотокопия достаточно легко читается. Завершив эту первую часть работы, на следующий день я просмотрела все книги, альбомы и документы. Затем стала рыться в ящиках столов, которые библиотекарша оставила для меня открытыми. В одном из них хранился каталог, составленный родными Кэрролла при учреждении музея в Гилдфорде и включавший все, что удалось им собрать, рассортировать и подготовить к экспозиции. Одна строка на линованной бумаге, каким бы невероятным это ни показалось вам и мне, гласила: «Страницы, вырванные из дневника». Я прочитала, дрожа от волнения, не веря собственным глазам. Что имеется в виду? Вначале я подумала, что речь идет о шутке в духе Кэрролла, какую позволил себе кто-то из членов семьи, ведь, разумеется, трудно ожидать, чтобы в каком-то месте действительно были собраны все страницы, вырванные и пропавшие навсегда. И все же, полная самых радужных ожиданий, едва сдерживая нетерпение, я пошла, вернее, бросилась к полке, указанной в каталоге, и открыла папку, помеченную нужным номером. Внутри находился один листок, даже не целый, а половинка, казалось, оторванная наспех, исписанная с двух сторон. Руку я тотчас узнала: то, несомненно, был почерк Менеллы Доджсон. Раньше я читала большинство ее писем и не могла его спутать ни с каким другим. С одной стороны чернилами разных цветов были записаны даты, касающиеся взрослой жизни Алисы Лидделл: ее замужество, рождение детей, смерть. С другой стороны – номер страницы, вырванной из дневника за 1863 год, а под ним, тоже почерком Менеллы, краткое, в двух строках, изложение уничтоженной страницы. Привожу здесь эти строки так, как они записаны в документе:
«L.C. learns from Mrs Liddell that he is supposed to be using the children as a means of paying court to the governess. He is also supposed soon to be courting Ina»[38].
Вот и все, на первый взгляд очень мало. Женщина слегка озабочена слухами, которые могут подорвать репутацию старшей дочери, уже достигшей, в свои четырнадцать лет, того возраста, когда ожидают брачных предложений. Нечто гораздо менее значительное, чем все мы представляли. Настолько малозначительное, что и незачем было решаться на такую крайнюю меру, как уничтожение страницы. Тогда зачем ее вырвали? Может, дело в том, что с этого дня миссис Лидделл отдалила Кэрролла от девочек и на данной странице он излил все свое возмущение и обиду каким-то особо нелицеприятным образом, бросавшим на него тень? Но это не казалось мне убедительным: в других частях дневника Кэрролл уже выказывал свою антипатию по отношению к миссис Лидделл, и те страницы сохранились. И то, что сказала ему миссис Лидделл, не могло быть таким уж резким, ведь на следующей неделе Кэрролл снова обратился к ней с просьбой взять девочек на прогулку, так, будто между ними произошла лишь небольшая размолвка. Должно быть что-то еще, но что? Сплетня, касавшаяся гувернантки, мисс Прикетт, вряд ли имела значение: я хорошо помнила другие места дневника, где Кэрролл упоминал об этих сплетнях и о том, как они потешались вместе с миссис Лидделл над досужими слухами. Вероятно, единственная значимая часть фразы – ее конец: боязнь того, что могут предположить, будто Кэрроллу взбредет в голову ухаживать за Иной. В этом был смысл: накануне вечером сама миссис Лидделл, окруженная друзьями, наверняка видела Кэрролла в слишком опасной близости к ее старшей дочери, девочке рослой и уже совершенно развитой. А может, и услышала какие-то комментарии присутствующих относительно столь тесного общения.
Целый вечер я просидела в музее, размышляя над этим и просматривая тетради страница за страницей, в поисках новой зацепки. И тут на меня как будто снизошло откровение: первая, кого насторожили фотографии Кэрролла; первая, кто запретил ему фотографировать ее отпрысков наедине, была миссис Лидделл, и именно тогда, когда моделью для его опытов являлась Ина. Просмотрела множество упоминаний об Ине в тот период и в последующие годы, когда имя Алисы едва появляется в дневниках. Вспомнила интригующее письмо, которое Ина, уже взрослая,